Когда я была замужем, то была так поглощена собственными горестями, что едва замечала окружающий мир. Вы ведь, конечно, знаете, что после потрясающей книги, или фильма, или спектакля обычно чувствуешь себя или еще более одиноким, чем раньше, или, наоборот, уже не таким одиноким. Так вот, я чувствовала себе еще более одинокой. А теперь мне сильнее всего на свете хотелось чувствовать себя не такой одинокой.
В дверь ванной громко постучала мама.
— Быстро вылезай! — взволнованно крикнула она. — К тебе гость.
Гость? Здесь, в этой глуши? В будний день? Я торопливо вытерлась, влезла в потрепанную и линялую фланелевую пижаму с узором из сердечек и щеночков, сунула ноги в уродливые овчинные тапочки и вылетела из ванной так, что врезалась в маму.
— Нельзя встречать гостей в таком виде! — пожурила меня она. — Ты выглядишь просто безобразно, и что у тебя с волосами?
Я потрогала свои волосы, обнаружила в них комочки меда и засмеялась, потом вприпрыжку сбежала по лестнице на первый этаж, преследуемая мамой.
— Дейзи, постой! — взывала она. — Почему ты не хочешь одеться?
— Где гость? — спросила я вместо ответа.
— В гостиной, — ответила мама.
Наша гостиная была самой приличной комнатой во всем доме — по крайней мере, в ней не было таких наслоений собачьей шерсти, как в остальных помещениях, — поэтому туда приглашали только важных взрослых гостей. Ура, наверно, папа приехал! Надо же, не побоялся столкнуться с маминым ледяным приемом, и все ради того, чтобы повидать дочку. Душа моя запела от радости.
Я распахнула дверь гостиной, распростерла объятия и… замерла на пороге, не веря своим глазам. Ой.
Гостем оказался вовсе не папа. А Трой. Собственной персоной.
Я в оцепенении уставилась на Троя. Мама пронеслась мимо меня и быстро поставила перед ним блюдо с паштетом и крекерами. Он ответил многократно отрепетированной улыбкой, рассчитанной на то, чтобы обаять любую мамашу. На запах паштета немедленно прискакали Дональд и Дуги. Судя по тому, как Трой с вымученной вежливостью и преувеличенными похвалами потрепал такс, стараясь понравиться их хозяйке, собак он боялся, хотя они всего-навсего нюхали его ботинки — знакомились. То, что он нервничал, преисполнило меня сладостным злорадством. Ага, в мире все-таки есть справедливость!
Когда мама вышла за какой-то мелочью, Трой повернулся ко мне и сказал:
— Дейзи! Я не прошу у тебя прощения. Я понимаю, что совершил ужасную ошибку.
Я подняла одну бровь и улыбнулась самой саркастической улыбкой, на какую только была способна, желая сказать: «Вот именно, ублюдок».
