«Ещё бы ты смотрел», – фыркнула я мысленно.
Алдрик, отпустив меня, демонстративно отвернулся и сел за стол, что стоял у дальней стены. Провёл пальцем над пламенем горящей на нём свечи, едва задевая самую верхушку. Да он так спокоен, будто на ужин пришёл. А мне-то что делать? Служанка некоторое время смотрела на меня вопросительно, а после начала распускать шнуровку на одном боку моего платья. Я оттолкнула её руки и разделась сама.
– Можно остаться в сорочке? – спросила громко, не поворачиваясь к Алдрику.
– Нет.
Я стянула и рубашку, содрогаясь не то от страха, не то оттого, что тело предвкушало уже погружение в скорей всего холодную жидкость. Абия поддержала меня под локоть и подвела к ванне. Я шагнула – и брови сами вскинулись – эта непонятная жижа оказалась приятно тёплой. Но в то же время мерзко тягучей и липкой.
– Можно поскорей? – устало вздохнул Страж.
Плеснуть бы на него этой дрянью – пусть бы поплевался. Я села, а служанка слегка подтолкнула меня в плечо, чтобы погрузилась до самой шеи. Пришлось откинуться на стенку ванны. И сразу Алдрик повернулся ко мне. Не знаю, что случилось, но меня как будто назад швырнуло. Словно взгляд Стража стиснул меня твёрдыми ржавыми тисками. Саму голову – до хруста в висках.
Но это ощущение прошло, а его заменило другое – страшного жжения по всему телу. Оно нарастало и нарастало – от того, какое даёт крапива, до того, что можно было бы сравнить с одним огромным ожогом. Но я не кричала, не металась по ванне от жуткой боли – неведомым образом взгляд Алдрика просто не давал мне пошевелиться, пусть и хотелось сделать хоть что-то. Хоть немного сбросить эти невыносимые ощущения: как слизь проникает в каждую пору и выедает что-то внутри.
А после всё погасло. Пару мгновений я просто дышала, слыша на удивление чётко, как воздух шумит в лёгких. В каждом пузырьке альвеол. Вдох-выдох. Будто шуршание по песку неподъёмными ногами. Проносились перед внутренним, затуманенным смутным мучением взором обрывки чужой жизни – здесь. В этом мире.
Солнечный сад, то ли с сиренью вдоль дорожек, то ли другими кустами, что пахли так похоже. Светлое платье женщины, что идёт впереди, колышется при каждом шаге. И ветер трогает концы лёгкой шали на её плечах. Рядом с ней Маттейс ван Берг. Моложе на несколько лет, чем теперь. А в моей душе – только туман неприязни и ревности… Да, ревности – больше всего. Обиды – может быть. Едкий туман, отравляющий. Нарастает и нарастает, распирает всё внутри злобой и желанием вернуть всё, как было. Чтобы не было его, а был отец.
