Он знакомит меня с делом другого иностранца, француза -- фами-лию его я забыл, имя, кажется, Жан-Жак. И этот -- турист, и тоже аре-стован осенью за антисоветскую деятельность. Француз, как и голлан-дец, покаялся очень быстро, написал, сидя в Лефортово, статью, опуб-ликованную в одной из советских центральных газет, был освобожден, вернулся в Париж и прямо в аэропорту отрекся от написанного, заявив, что сознательно сочинил все эти глупости -- с тем, чтобы никто на За-паде в них не поверил. Вел его дело капитан КГБ Губинский, входив-ший теперь в группу моих следователей и иногда появлявшийся на до-просах.
-- Жан-Жак еще в Москве предупредил нас, что в Париже ему при-дется плохо, -- сказал мне Губинский. -- Вот он там и спасал свою шку-ру. Но это теперь -- его дело.
И тут тот же подтекст: покайся, выйди на волю -- и ты нас больше не интересуешь.
Я вспоминаю обстоятельства, при которых читал статью этого фран-цуза. Было это в октябре семьдесят шестого года в приемной ЦК КПСС, где мы проводили сидячую забастовку, протестуя против избиения на-ших товарищей, которые несколько дней назад пришли в эту же прием-ную и потребовали ответить в письменной форме, почему их не выпу-скают в Израиль.
Рабочий день подходил к концу. Напряжение возрастало. Мы знали, что сейчас нас задержат, кого-то арестуют на пятнадцать суток, а кого-то, возможно, -- на годы. В ожидании развязки я взял со столика одну из разложенных на нем газет и увидел эту статью. "Мой друг капитан Губинский, -- пишет в ней француз, -- сидит в кабинете в худших услови-ях, чем я в камере" -- и так далее, и тому подобное. "Умеют в КГБ людей ломать, -подумал я, предчувствуя скорую встречу с губинскими. -- Проклятый француз, и зачем только такие нам помогать суются!"
Здесь же, в приемной, и у входа в нее стояли корреспонденты: Дэвид Шиплер, Дэвид Виллис, Том Кент. Журналисты-профессионалы? Со-чувствующие? Друзья? Интересно, как они себя поведут, когда их при-жмут в Лефортово. Чувства уверенности, которое раньше вселяло в нас присутствие людей из свободного мира, уже не было...
А почему бы и впрямь не подыграть КГБ? Каялись арестованные Якир и Красин, выступали на пресс-конференции. Каялся в тюрьме Марамзин, обратился с письмом к коллегам на Западе. Сразу после суда уехал во Францию, "перекаялся", сейчас сотрудничает в "Континенте". К счастью, вопрос этот был продуман мной заранее. Я видел как ми-нимум три причины, по которым этого нельзя делать: ты предаешь дру-зей, подрываешь их дух, вселяешь в них ощущение безнадежности пе-ред лицом всесильного КГБ; ты подводишь тех, кто поддерживает нас в свободном мире, ослабляешь их решимость помогать нам; ты поощря-ешь КГБ, даешь им возможность получить высочайшее разрешение на новые репрессии и аресты.
