– Ладно.
– Ой, как я рада!
– Я тоже. Мне осточертели хот-доги, пиво и яблочные пироги, на которые здесь кладут кусочек сыра. Гори оно все синим пламенем.
– Фрэнк, тебе понравится! Поживем в горах, где не так жарко, а потом, когда я подготовлю номер, можно будет ездить по всему миру. Ехать, куда пожелаешь, делать, что пожелаешь, и еще иметь кучу денег. В тебе, случайно, нет цыганской крови?
– Цыганской-то? Да я родился с серьгой в ухе.
В ту ночь я толком не спал. Когда стало светать, открыл бессонные глаза. Я вдруг понял, что Никарагуа – недостаточно далеко.
Кора вышла из вагона. Она была в черном платье – отчего казалась выше, – в черной шляпке и в черных чулках и туфлях. Пока носильщик укладывал чемодан в багажник, я заметил, что она и держится как-то иначе. Мы поехали и первые несколько миль не знали, о чем и говорить.
– Почему ты мне не сообщила, что она умерла?
– Не хотелось тебя беспокоить. И дел было много.
– Мне очень неловко, Кора.
– Почему?
– Пока тебя не было, я уезжал. Смотался во Фриско.
– И почему тебе неловко?
– Не знаю… Ты в Айове, у тебя мать умирает, и все такое, а я развлекаюсь во Фриско.
– Не вижу, с чего тебе переживать. И хорошо, что съездил. Если бы я сообразила, сама бы тебе перед отъездом предложила.
– У нас убытки – я ведь закрыл заведение.
– Ничего, мы свое вернем.
– Когда ты уехала, я себе места не находил.
– Господи, да я вовсе не против!
– Тебе, наверное, пришлось нелегко?
– Не слишком это было приятно. Но теперь все позади.
– Приедем – налью тебе для бодрости. Привез для тебя отличную штуку.
– Мне не нужно.
– Взбодришься.
– Я больше не пью.
– Не пьешь?
– Потом все тебе расскажу. Долгая история.
– Похоже, у тебя много чего произошло.
– Ничего особенного. Только похороны. Однако мне нужно многое тебе сказать. По-моему, у нас теперь все пойдет гораздо лучше.
– Господи, да в чем дело-то?
– Не сейчас. Ты повидался со своей семьей?
– Зачем?
– Ну или хоть поразвлекся?
– Да. Насколько возможно одному.
– Держу пари, это прошло потрясающе. Но я рада, что ты сказал.
* * *
У нашего мотеля стояла машина, и в ней сидел какой-то тип. Увидев нас, он глупо оскалился и вылез. Это был Кеннеди, тот детина, что работал на Каца.
– Помните меня?
– Конечно, помню. Заходите.
Мы впустили его, а Кора потащила меня в кухню.
– Беда, Фрэнк.
– Какая еще беда?
– Не знаю, но я чувствую.
– Давай-ка я с ним поговорю.
Я пошел к нему в зал, Кора принесла нам пива и ушла, а я приступил к делу.
– Вы все еще работаете у Каца?
