Я вышел за городьбу, в подлеске возле малой речушки надрал дикого лука и вернулся, когда все уже было готово. Казимировна накрыла стол (я сколотил его по приезде в Инаригду) на воле, под старым пихтачом. Столешницу украшали бутылка спирта, холодная, отваренная просто и в специальном взваре из кореньев, фаршированная картошкой и жаренная в муке и без муки щука, ломти домашнего, пышного, пропеченного хлеба, соль в берестяном туеске и моченая брусника. Я протянул хозяйке пересеку дикого лука, и она, брызнув на него водой, тоже водрузила на стол.
- Давайте, ребята, что ли! - пригласил я Василия и Осипа. Они не чинясь, с явной охотой и поспешностью, но немного опасливо поглядывая на дородную, широкую в кости и тяжелую на руку хозяйку, присели к столу, побросав на траву кепчонки, и с особым тщанием вытерли о брюки ладони, повозив ими по задам. Почти то же самое ритуально проделал и сам я привычка, выработавшаяся за долгие годы жизни в тайге, у костров.
- Ну, с Богом! За светлый праздник - воскресенье! - сказал я и, прежде чем разлить по стаканам спирт, плеснул его из горлышка на траву Бурхану, потом в чашечку Казимировне.
Выпили все, и хозяйка тоже из белой чашечки, которая при любой хмельной оказии появлялась на столе. Казимировна кроме своей небабьей силы еще обладала редким умом и острым, точно разящим словом. Родилась она в самом начале века и была дочерью ссыльного поселенца - поляка и местной, по рассказам, небывалой красоты эвенки.
Отец у Казимировны умер, когда дочери не исполнилось и десяти лет, а вскоре что-то произошло с матерью. Что - никто и не знает, ушла в тайгу и не вернулась. А в Инаригду по весне - жил поляк отдельно от всех на заимке в верховьях Бражного ручья, километров за сорок, - вышла девочка. "Кто ты?" - спросили ее. "Казимировна". Так вот с тех пор шестьдесят четыре года и живет в Инаригде.
- Красно яицко ко Христову дню, а румоцка ко времени, - сказала Казимировна и ушла стряпать, а мы, быстренько осушив посуду, плотно закусили и предались беспечному разговору. Говорили о разном: о том, что нынче вроде бы грядет сухое лето, что травам надо бы по времени быть погуще, о том, что не в пример прошлым годам много паутов, а комара куда как меньше.
- Ты, Кужмити, не обижайся, - отмякнув в разговоре и поблескивая щелочками глаз, в которых стояли признательные слезы, сказал Осип.
- А я не обижаюсь...
- Есть, однако, огромадный суха в Егдо... Есть. - Он, чтобы не поднять во мне возражение, не определил размеры щуки, и Василий снова, как и тогда, закивал головою:
