Роя вдруг представила, как Небесная Ткачиха превращает душу Эсси в звезду и оправляет на небо, совсем одну, без сестры.
От этой мысли ее передернуло.
Почему сестра так долго?
Роя обратилась к внутреннему гулу, обычно такому живому. Даже до несчастного случая с Эсси он всегда был с ними, теплый и сияющий.
Но сейчас гул был слабый и тусклый. Как слишком тихий пульс.
Эсси?
Нет ответа.
Роя спрыгнула с подоконника и пошла по пустым комнатам.
– Эсси! – звала она, и ее голос эхом отзывался в глубине дома. – Где ты?
В доме стояла тишина.
Роя ускорила шаг, думая о том, как странно ослабели мысли Эсси, все больше отдаляясь.
«Эсси, если это шутка, она не смешная».
У входа Роя отвязала Маковку, поспешно уселась в седло и направила ее обратно к началу леса.
Когда они добрались туда, солнце полностью зашло за горизонт, небо было темно-синим. Белого сокола нигде не было видно.
Роя сложила ладони рупором у губ и крикнула:
– Эсси!
Крик отразился эхом и замер вдали. Ветер шелестел в листве за ее спиной.
Об одном сестры никогда не говорили, словно оно могло сбыться: душа, что готовилась к переходу в мир иной, не могла вечно существовать в мире живых. В конце концов призыв смерти к Освобождению стал слишком сильным.
Эсси сопротивлялась смерти восемь лет.
Глядя в небо на звезды, Роя прошептала:
– Эсси, где же ты?
История двух сестер
Однажды, в самую длинную ночь в году, родились две сестры.
Эта ночь не была предназначена для празднования новой жизни; в эту ночь умершим дозволялось покинуть мир живых. Поэтому ее и называли Освобождением.
Повитухи постарались, чтобы сестры появились на свет раньше. Когда у них не получилось, они сделали все, чтобы это случилось позже. Но девочки были непреклонны и родились ровно в полночь.
Большинство новорожденных плачут, едва сделав первый вздох. Большинство приходят в мир испуганными и нуждающимися в близости матерей.
Сестры не издали ни звука. Они пришли в мир тихо, крепко держась друг за друга. Словно ничья другая близость, кроме их собственной, им не была нужна. Словно, пока они рядом друг с другом, им нечего бояться.
Но не это было странно.
Странность проявилась позже.
Первой ее заметила их мать, Деста: если одна девочка плакала, другая ее утешала. Но если плакали обе, розы в саду вяли и засыхали. Если одна закатывала истерику, другая пыталась ее успокоить. Но если выходили из себя обе, стекла в окнах трескались и зеркала разлетались на куски.
Словно весь мир поворачивался так, как они захотят, если при этом между ними царило единодушие.
