Гидеон колеблется, затем резко отводит руку, нахмурив брови.
- Зачем ты пытаешься разыграть меня? Настроить меня против друга? Что это тебе дает?
Я смотрю на арку, ведущую на кухню, чтобы убедиться, что разочарование не заставит мой голос повыситься.
- Ничего! Боже, Гидеон, ты же не думаешь, что я бы отдала что-нибудь, чтобы просто сидеть здесь и смотреть фильм, и быть в безопасности, хоть раз, хоть раз? - К моему ужасу, я чувствую, что мои глаза начинает жечь, и не потому, что я пытаюсь плакать. Теперь слезы сделают Гидеона еще более уверенным, что я пытаюсь его разыграть. И вот они, угрожая выплеснуться наружу, заставляют меня моргать, чтобы сдержать их.
Потому что даже когда я говорю эти слова, я понимаю, что они правдивы. Впервые после смерти отца желание быть здесь, в безопасности, на диване с парнем, которого я едва знаю, кажется более реальным, чем необходимость заставить Лару заплатить. И это пугает меня больше всего.
- Я доверяю Мэй, - говорит он низким и твердым голосом. Только сейчас я вижу его страдания из-за потери его берлоги. Он не готов в придачу ко всему потерять последнее убежище. - Я доверяю ей гораздо больше, чем тебе.
Я делаю медленный вдох, стараясь не замечать, как мне больно. Но я не могу его винить. Он не должен мне доверять.
- Купить можно кого угодно, - мягко отвечаю я. - У каждого есть слабости. Ее верность тебе перевешивает ценность ее собственной жизни? Жизни ее детей?
Назло самому себе, взгляд Гидеона скользит к каминной полке над головизором, где фотографиями близнецов заставлено каждое пустое место.
Я использую свое преимущество, как только могу.
- Скажи ей, что мы собираемся проверить зацепку, встретиться с контактом, что угодно. Придумай какой-нибудь предлог, из-за чего мы должны уйти, и если она попытается заставить нас остаться, ты поймешь, что она задерживает нас здесь по какой-то причине.
Гидеон, онемевши, только качает головой, глядя на экран головизора, где разыгрывается сцена на борту космической станции под звуки недавнего поп-хита. Когда Мэй возвращается, неся большую миску попкорна, он смотрит на нее с улыбкой, его гнев тает. Мое сердце замирает.
— Вот, пожалуйста, - говорит она, передавая нам миску. – Никакой синтетики, только настоящая кукуруза. Сделав ошибку, попробовав ее как-то раз, теперь мои дети не притрагиваются к ней. - Она откашливается и отворачивается, чтобы вернуться на кухню.
- Ты не собираешься смотреть с нами? - спрашивает Гидеон, ставя миску на колени.
