— Угу.
— А могу я у тебя кое-что спросить? Ты что, злишься на маму? Весь вечер на нее вроде как дуешься. Послушай, Ави, в том, что ты пошел в школу, я виноват точно так же, как и она.
— Нет, она больше виновата. Это же ее идея.
Тут раздался стук в дверь и в комнату заглянула мама. Вид у нее был немного смущенный.
— Просто хотела пожелать спокойной ночи.
— Привет, мамаша, — сказал папа и помахал ей моей рукой.
Мама присела на край кровати рядом с Дейзи.
— Ты, говорят, отрезал косичку.
— Подумаешь, невелика беда, — ответил я.
— А я и не говорю, что беда.
— Уложишь Ави? — сказал папа маме. — У меня срочная работа. Спокойной ночи, сын, мой сын. — Это была еще одна часть Ав-Гав-ритуала, но отвечать «Спокойной ночи, дорогой папаша» мне что-то не хотелось.
Папа встал с кровати.
— Я очень тобой горжусь.
Мама и папа всегда укладывали меня по очереди. Знаю, обычно укладывают только малышей, а десятилетние дети засыпают сами, без родителей, но так уж у нас повелось.
Мама устроилась рядом со мной и попросила папу:
— Заглянешь к Вие?
Он обернулся:
— А что с Вией не так?
Мама пожала плечами.
— Она говорит, все в порядке. Но первый день в новой школе, сам понимаешь.
— Хм-м, — сказал папа, а потом подмигнул мне. — Всегда с вами, дети, что-то не так.
— Да, не соскучишься, — согласилась мама.
— Не соскучишься, — повторил папа. — Ну, спокойной ночи.
Он закрыл за собой дверь, и мама достала книгу, которую читала мне последнюю пару недель. Я обрадовался, потому что жутко боялся, что она захочет «поговорить», а у меня совсем не было настроения разговаривать. Но и у мамы, кажется, тоже. Она просто листала страницы — искала место, где мы остановились. Мы прочитали уже почти половину «Хоббита».
«„Стойте! Перестаньте!“ — закричал Торин, но поздно: гномы в возбуждении расстреляли последние стрелы. И теперь подаренные Беорном луки стали бесполезны. Уныние охватило всю компанию, и в последующие дни оно еще усилилось. После заколдованного ручья тропа вилась точно так же, лес был все тот же»[3].
Не знаю почему, но я вдруг расплакался.
Мама отложила книгу и обняла меня. Похоже, она ничуть не удивилась.
— Все хорошо, — шептала она мне на ухо. — Все будет хорошо.
— Прости, — выдавил я между всхлипываниями.
— Тс-с-с. — Она вытерла мне слезы. — Ты ни в чем не виноват…
— Мамочка, ну почему я такой урод? — прошептал я.
— Нет, малыш, ты не…
— Я знаю, что я урод.
Она расцеловала мне все лицо. Она целовала мои перекошенные, будто сползшие вниз глаза. Целовала мои вдавленные внутрь щеки. Целовала мой черепаший рот.
