— Ну тогда пусть он тоже перекидывает, — сказал Дьявол, — Это уже будет честно.
Мужики переглянулись. Отхлебнули у кого что оставалось в кружках. Захрустели рыбинами.
— Годится, — сказал наемник, протягивая свой стаканчик с костями — Только кидай теперь ты первый.
Юрий принял сосновый стаканчик, убедился, что костей там три. Потряс и перевернул над столом.
Игроки снова стукнулись лбами:
— Один…
— Один…
— Два…
Раздались редкие смешки:
— Не, это дьявольской удачей не назовешь.
Приободрившийся Филарет хозяйским жестом сгреб кости, потряс и перевернул стаканчик.
— А-а-а! — заревел он, как давно недоенная корова.
— Один! — выкрикнули дровосеки.
— Один! — прибавили забияки.
— Один! — забил гвоздь наемник, — Это не он дьявол. Это тебе, дядя, сегодня удачи нет. Ты уж мне поверь.
Филарет выругался и расколол о стол сосновый стаканчик наемника.
Игроки заворчали:
— Не умеешь проигрывать!
— Не понимаешь игры!
— Пойду-ка я пригляжу, — наемник ссыпал в кошель свои кости. Кинул на стол медную монету, поднялся, — чтобы почтенный караванщик все по уговору выдал.
Только тут Юрий поискал глазами своих девушек. Камеристка с наружным спокойствием подпирала столб навеса. Беспамятная Зафира спущенным флагом висела на пухлом плече. Видимо, второго кона ее тонкая натура не вынесла. А, может, и первого.
Под присмотром наемника Филарет ловчить не стал. Вздыхая и чуть не плача, передал уздечку сильного вороного жеребца. Правду сказать, конь был красавец не хуже Зафиры: изящные ноги, гладкая кожа, гибкая шея, роскошные грива и хвост. Пока седлали и вешали сбрую, расшитую золотой канителью, усаженную темными рубинами в масть, застегнутую на драгоценные пряжки, наемник деловито перетряс седельные сумки:
— Плащи дорожные… Фляжки… Вино. — забил пробку обратно, — Свинина… Копченая, дня три протянет, ночи нежаркие… Огниво… Сыр походный, твердый. Сухари… Кружки, сковородка… Тренога для котелка. Котелок… Ложки. Нож, топорик, шило, дратва и кожа сапоги чинить… Нитки, моток целый. Игла. Пожалуй, пойдет.
Тут принесли кинжал в ножнах, украшенных теми же рубинами, что и упряжь. Выдвинув его из ножен, наемник застыл надолго. Тем временем Юрий закинул поперек седла серебристую глицинию — все еще не пришедшую в себя — и велел Константе:
— Бери ослов, поехали.
Наемник все еще разглядывал кинжал. Покончив со сборами, Юрий просто сказал ему:
— Да забирай ты его себе.
Наемник опомнился:
— Не передумаешь?
Юрий махнул рукой:
— Легко пришло, легко ушло.
