Но вот сквозь визг пуль и треск очередей приглушенно, как неведомо из какой дали, донесся из-за речки знакомый надсадный крик. Я сразу узнал его и встрепенулся - он подавал краешек надежды, более того - он спасал. Я бросился навстречу роте к мостку.
- Стой! Стой! Стой, такую твою...
Вскоре я увидел его - без шапки, в распахнутой шинели, с пистолетом в руках Ананьев метался между бойцами по склону, пытаясь задержать беглецов и одновременно догнать передних, чтобы с ними остановить всю роту.
- Стой! Стой!
- Стой! - не своим от ожесточения голосом заревел и я, подбегая к мостку.
По бревнам его на меня уже мчались двое бойцов, вид их был довольно растерянный. Однако я уже понимал, что от них требовать, и знал, как одолеть их страх. Страшным голосом выругавшись, я одной рукой затряс автоматом, и бойцы, кажется, что-то поняли. Метнувшись от близких ударов пуль, они торопливо скрылись за насыпью. Туда же бегом кинулись те, что вылезли из речки. С их мокрых шинелей ручьями лилась вода.
Два пулемета на высоте, захлебываясь, извергали потоки пуль. Очереди, каждая третья пуля в которых была трассирующей, жалили землю, снег, воду в реке, брызгали снегом и грязью.
Ананьев выскочил из речушки едва не последним - грязный, мокрый, с зажатым в руке пистолетом, затвор которого застопорился в заднем положении, выдвинув вперед тонкий вороненый ствол. Пулеметная очередь обдала ротного брызгами грязного снега, но он даже не уклонился от нее - одним махом взлетел на обмежек, и я подался ему навстречу. Командир роты, однако, не взглянул на меня, будто не узнал. Впрочем, с первого взгляда я тоже едва узнал его такое, еще никогда не виданное мною, темное, искаженное гневом лицо. По щекам его стекал пот. Грудь и живот старшего лейтенанта были в грязи, шинель сбоку распорота. Он подбежал к насыпи и, увидев тут бойцов, что беспорядочно залегли на откосе, с ожесточением закричал:
- В цепь! В цепь!!
Его тут же послушались, несколько человек поднялись и, пригнувшись, отбежали, чтобы залечь пореже. Нисколько не укрываясь от пуль, которые взвывали вверху. Ананьев проследил за бойцами, затем оглянулся в другую сторону и крикнул:
- Васюков!
Кажется, только сейчас он заметил меня и окликнул так привычно я буднично, как это делал вчера или когда-нибудь еще, когда не было ни этой беды, ни моего такого некстати теперь ранения. Как всегда, я без слов вскочил с откоса и, сиганув через лужу, бросился по обмежку. Там за кустами над болотцем, где был взвод Пилипенко, еще продолжалось беспорядочное движение, некоторые из бойцов залегли над речушкой, а человек пять бежали по косогору в тыл на пригорок. Пулемет с высоты теперь бил туда.
