Мы соскочили в грязную траншею. Здесь уже хозяйничали автоматчики из взвода Пилипенко. Трое возились в темноте с трупом немца, который никак не могли поднять наверх. Один из них выбрался из траншеи, и с его помощью бойцы втащили убитого на край бруствера. Тащить его дальше у них не было охоты.
- Пусть валяется. Все от пуль укрытнее будет.
Боец присел над убитым и начал шарить по его карманам. Двое внизу брезгливо вытерли о шинели ладони и посторонились, пропуская нас. Кто-то, узнав меня, сочувственно окликнул:
- Что, Васюков, накололи?
- Накололи, - вместо меня ответил Лутохин. - Не видели, где Цветков?
- А кто его знает... Под горой, верно.
- Сзади, конечно. Чего ему тут быть?
Лутохин заботливо снял с меня остатки изодранной взрывом палатки, как-то освободил плечо от лямок вещевого мешка, также иссеченного осколками. Свежевырытым ходом сообщения я прошел, пошатываясь, еще несколько шагов и на повороте столкнулся со старшиной Пилипенко. Шурша о стены волглой палаткой и отдавая команды, тот деловито обходил траншею. Завидев меня, старшина закричал:
- Ты куды? А ну гэть на место! - и спохватился: - Цэ хто?
- Это я. Где Цветков, не видели?
- Васюков? - удивился старшина. - А дэ ж командир роты?
- Там, - я кивнул в сторону, где все еще слышались очереди.
- Тэбэ поранило? Ага? А цэ хто? Лутохин? Вас тэ ж поранило?
- Он сопровождает, - сказал я.
- Ныяких сопровождачив! - отрезал Пилипенко. - По уставу заборонэно. Шагом марш, Лутохин! Доложить командиру отделения!
Перед командиром роты он почти мякиш, подумал я, а тут такая непреклонность.
Пилипенко забрал у бойца мой автомат, и тот уныло поволокся по траншее к своему отделению.
- Пишлы! Цветков блиндаж освоюе, - теплее сказал Пилипенко. - Такый гарный блиндаж...
Старшина повернулся и, по-прежнему обдирая палаткой стенки траншеи, узковатой для его широкого тела, напористо двинулся куда-то во мрак.
Мы прошли, может, метров двести. Траншея, виляя из стороны в сторону, тянулась по всей высоте - от склона до склона. Местами она была совсем еще мелкой - до пояса, а кое-где даже не выше колен, на дне ее и на бруствере валялись брошенные немцами лопаты, втоптанные в грязь палатки. Автоматчики из взвода Пилипенко поспешно долбили тыльную стенку - врезали ячейки для стрельбы. Немецкие, направленные в противоположную сторону, теперь были не нужны. Пилипенко начальнически прикрикивал:
- Швыдэнька, парубки! Ударять мыны - траншэя мамочкой будэ.
