— Ты хочешь увидеть их? — спросил Отец.
— Да, — продолжал бормотать словно в полудреме старик. — Больше жизни.
— Не говори так. Жизнь — не разменная монета.
— Верни их мне.
— Я у тебя их и не забирал. Это сделали другие.
— Но ты ведь можешь с ними поговорить? Можешь убедить вернуть обратно?
Отец рассмеялся.
— Ты ведь ученый, Хью, тебе ли верить в чудеса.
— Значит я зря жду от тебя помощи.
Отец взмахнул рукой — все женщины замолчали. Песни умолкли в одно мгновение, воцарив могильную тишину во всем помещении.
— Я уже однажды помог тебе, Хью, но ты не внял моим предупреждениям. Ты стал алчным, скупым. Подобно туру с изогнутыми рогами ты упрямо шел в западню. И вот теперь ты лишился всего: жены, ребенка, таланта, загубленного страстями и желаниями заработать как можно больше денег, работы и уважения коллег. В один прекрасный день ты проснулся никем. Лишенный всего, что когда-то, казалось, должно было принадлежать тебе вечно. Почему ты считаешь, что я смогу все изменить? Прокрутить колесо судьбы в обратную сторону, отмотав столько времени назад, чтобы вновь допустил прежние ошибки.
— Я… нет, я все исправлю! Клянусь! У меня есть идеи, я знаю в чем ошибся! Расчеты… да, расчеты… мне удастся получить необходимое вещество. Нужно лишь… нужно лишь…
И тот он замялся. Мысли, бурлившие до этого момента в его мозгу пчелиным роем, в один миг разлетелись в стороны. Он забыл все: слова, детали, формулы и ингредиенты. Даже собственное имя на секунду вылетело из его головы.
Затем он заплакал, поняв, что все сильнее отдаляется от себя самого, теряет контроль над самым важным, что осталось у него после смерти родных: разумом. Память, как часть это великого и непознанного НЕЧТО, предавала его все чаще, истирая огромные пласты прошлого и заставляя думать о смерти. Он давно позабыл, когда в последний раз ходил к родителям на могилу, когда родился отец и сколько сейчас лет старшему брату Генри. Чего уже говорить о тех трех племянниках и дальних родственников, подсчитать количество которых он не смог бы, даже если бы захотел.
Отец приблизился к нему, обхватил руками и прижал к себе.
— Не плачь. Зачем горевать о том, что уже не вернуть.
— Но ты ведь можешь, — сквозь слезы прохрипел док. — Я знаю, ты можешь.
— Мой брат не одобрит этого. Он скверный малый и не любит, когда кто-то мешает ему, да и сестры…
Хью продолжал плакать.
— Впрочем, — устало выдохнув, продолжил Отец, — я подумаю над твоей просьбой. А сейчас отдохни. Они, — он указал на женщин, осторожно выглядывавших из-за его спины, — помогут тебе добраться до дома.
