– А разве Копцова видела маму?
– Даже если и не видела, это могло выясниться в любую минуту. В общем, я не мог допустить, чтобы хоть тень подозрения пала на Маргариту. У меня с собой был нож. Им я и ударил Антона в грудь. Он свалился на пол… Я слышал, как Копцова в ярости зовет его, разыскивая по комнатам верхнего этажа, и уже приближается к той, в которой были мы с Антоном. Тогда я спрятался за портьеру. Она вошла и, увидев Антона, замерла на месте от ужаса. Затем подошла к телу, наклонилась и закрыла Антону глаза. Потом вышла из комнаты. Копцова спустилась с лестницы, и я услышал, как она возится в ванной комнате, видимо, приводя себя в порядок, и только после этого выходит из дома. Завидное самообладание, надо сказать… Или еще шок не прошел. От удара, убийства и ограбления. Я спустился вниз. Предстояло еще впустить Трунова. Именно он должен был попасть под подозрение. То есть предстать перед полицией убийцей, так как оказался бы последним, кто заходил в дом и выходил из него… Тут я увидел на столе лишний бокал с коньяком, третий. Откуда он мог взяться? Ясно, что его подложила Копцова. Я не знал, чьи пальчики были на нем, но мог только догадываться, и это было мне на руку. Поэтому я отнес свой бокал на кухню, вымыл его, поставил в шкаф и вернулся к монитору. И вовремя, потому что к воротам подходил Трунов. Я открыл ему и быстро вышел из дома через черный ход и заднюю калитку участка… Вот и вся история. Признался, и даже легче стало. Теперь не так страшно идти сдаваться в полицию. Ты поезжай домой и расскажи матери о нашем разговоре. Только обязательно. Она должна это услышать от тебя, а не от полиции… И ни в коем случае она не должна признаваться, что была в доме. Точно так же нежелательно, чтобы узнали о пребывании в доме Копцовой. Если полиции станет известно, кем была одна, тут же докопаются и до другой. Пока они наверняка решили, что женщины были сообщницами. Но стоит только рассмотреть их по отдельности, как одна из них тут же попадет под подозрение и превратится для полиции в мою помощницу. И, боюсь, ею окажется не Копцова, а твоя мать. А этого допустить никак нельзя.
– Я пойду, – произнесла Ася сдавленным голосом.
В отличие от Зацепина, ей стало еще тяжелее, и требовалось время, чтобы выйти из ступора, в котором она сейчас находилось. Ася даже тела не чувствовала, шла, словно по воздуху плыла, утратив чувство реальности происходящего. Добравшись наконец до квартиры, проскользнула тенью мимо пораженной ее видом матери, бросила на ходу: «Все потом» – и заперлась в своей комнате.
