— Ты, Жора, смелый парень, — похвалил Батсур. — Сегодня днем ничего не боишься, правда?..
Жора покраснел, но смолчал.
Этот Батсур видит людей насквозь. Как он догадался, что Жора вчера перетрусил? А, откровенно говоря, перетрусил Жора здорово. Кто знает, сколько таких каракуртов гнездилось в верховьях ущелья, где стоял лагерь! Проснешься, а черный паук сидит на тебе. У Жоры противно дрожали пальцы, когда он настраивал передатчик. В шорохе и тресках ничего нельзя было разобрать.
Жора так и не сумел установить радиосвязи с автоколонной. Вероятно, в этом были виноваты каракурты. Хуже, что не удалось наладить связь и сегодня утром. В наушниках трещало, как во время сильнейшей грозы. По-видимому, была какая-то неисправность в приемнике, но какая, Жора не знал.
— Скажут еще, что ничего не понимаю в радио, — испугался Жора.
Он даже вспотел под спокойным взглядом Озерова, терпеливо ожидавшего установления связи, и соврал, что автоколонна не отзывается.
— Может, местные помехи, — мрачно размышлял он, шагая возле Батсура. — Но откуда?
Батсур с улыбкой приглядывался к хмурой физиономии Жоры. Потом хлопнул его по плечу.
— Не расстраивайся, богатырь. И не сердись. От гнева стареешь, от смеха молодеешь. Смейся, — все хорошо будет.
В полдень маленький караван достиг перевала. Это произошло как-то неожиданно. Люди упрямо карабкались вверх с уступа на уступ. С трудом вытаскивали отяжелевшие ноги из горячих осыпей, с шуршанием ползущих вниз по крутым склонам. Тянули и подталкивали выбивающихся из сил лошадей. Смотрели только, куда поставить ногу при следующем шаге. Никто не глядел вверх.
И вдруг горячий ветер Джунгарской Гоби пахнул в потные лица, сорвал и унес вниз широкополую шляпу Озерова. Скалы расступились. Подъем кончился. Путешественники стояли на узкой седловине, зажатой среди высоких обрывов. Коричневые скалы гигантскими ступенями спускались далеко вниз к плоским котловинам и плато великой пограничной пустыни. Желтые пески терялись в знойной дымке, а над ними, замыкая южный горизонт, висела в воздухе волнистая белая нить — не то облака, не то снега далеких гор.
— Тянь-Шань, — сказал Озеров, — самые восточные цепи Китайского Тянь-Шаня. Между ними и нами около двухсот километров безводных песков и такыров[2] Джунгарии.
— А где китайская граница? — кашлянув, спросил мистер Пигастер.
— Внизу в пустыне, километрах в семидесяти отсюда.
— И никто ее не стережет, — добавил Батсур, — и никого не интересует, где она точно проходит. Там, — Батсур указал на юг, — живут друзья. Но они далеко. Их поселения на другой стороне пустыни, у подножия Небесных гор. Наши народы разделяет не граница, а великая пустыня.
