В конце концов жажда и усталость меня сморили, и я погрузился в некрепкий, тревожный сон.
Разбудил меня лязг раскрываемой в дальнем конце коридора двери, и раздавшееся следом гулкое эхо шагов.
— Отпустите меня, свиньи! — раздался гневный женский вопль.
— Шагай! — тут же последовал грубый ответ.
Я увидел двух стражников. Один из них тащил за локоть упирающуюся девушку, а второй шагал впереди, освещая им путь зажатым в руке фонарем.
Они приблизились к соседней с нашей камере. Первый стражник зазвенел тяжелым кольцом ключей, подбирая нужный. Решетка со скрипом отворилась, и второй стражник затолкал свою жертву внутрь.
Потеряв равновесие, девушка с руганью, совершенно не вязавшейся с ее хрупким обликом, полетела на колени, но почти тут же вскочила на ноги и бросилась к захлопнувшейся перед ее носом решетке.
— Что б ты сдох, выродок проклятый! Я тебе глотку перережу, клянусь своими потрохами, дай только выбраться!..
Но стражники лишь рассмеялись.
— Давай-давай, посмотрим, как ты запоешь через пару деньков!
И, даже не взглянув в нашу с Элем сторону, они удалились.
Девушка вновь с досадой выругалась и плюхнулась на пук прелой соломы у стены камеры.
Я подтянулся поближе к разделявшей наши казематы решетке и, щурясь в царившем вокруг сумраке, с любопытством оглядел нашу соседку.
Белоснежные, точно первый снег, кучерявые волосы грязными космами ниспадали на ее спину, обрамляя хорошенькое, не в меру бледное личико с полными светло-голубыми губами и огромными, глядящими на мир с нахальной дерзостью зелеными глазами. Если бы не эти глаза, я бы подумал, что передо мной настоящая эльфийка. Девушка была одета в когда-то белую, а сейчас покрытую грязью и порванную в нескольких местах рубаху с пышным жабо, заправленную в черные кожаные брюки и высокие сапоги до колен.
Заметив, что я смотрю на нее, она усмехнулась, сверкнув в свете одинокого факела ровными, былыми, с легким голубоватым отливом зубами.
— Ты изгойка? — с любопытством осведомился я, стараясь отвлечься от мыслей о нашей собственной судьбе.
— Это так заметно? — с ироничной насмешкой протянула девушка и лукаво улыбнулась.
— За что ты здесь? — спросил я, чувствуя, что начинаю испытывать к ней невольную симпатию — как и я, она была изгойкой, и это в какой-то степени нас роднило.
И снова циничная ухмылка искривила ее хорошенькие пухлые губки.
— А разве нужна причина, чтобы засадить в казематы изгоя? Спасибо Всемогущему, что вообще жива осталась, — беззаботно откликнулась девушка.
