Восстановить т. Кострова А. Д. в прежнем звании "капитан" и во всех других правах командира, а за подлинно гуманные поступки, поднимающие авторитет советского офицера, наградить орденом Красной Звезды…"
Прочитав телеграмму, Шмелев невольно потянулся за носовым платком и начал вытирать глаза. Последнее время Николай Григорьевич все чаще замечал за собой эту слабость: стоило ему поволноваться, как на глазам появлялись слезы, "Нервишки сдают", — подумал он с сожалением.
Он позвонил в свою прежнюю дивизию, связался с Гребенниковым и заговорил волнуясь:
— Иван Мартынович, дело есть. Срочно кати ко мне.
— Но я же шефами занят… Свалилась эта Верочка на мою голову, не знаю, как и успокоить, — пожаловался Гребенников.
— Как раз ее и касается. Получена телеграмма из Москвы, наша докладная сыграла роль… Да–да, выиграли, можно сказать, битву. Приезжай — узнаешь, — и повесил трубку.
Штаб дивизии находился поблизости, и Гребенников примчался на "виллисе" очень скоро.
Зайдя в блиндаж командарма, Иван Мартынович кивком поздоровался со Шмелевым, перехватил из его руки протянутую телеграмму, бегло пробежал глазами, снова углубился в чтение, затем, хмурясь, проговорил:
— Ну и ломовщина.
— Сковырнули, — произнес без всякой радости Николай Григорьевич. — И мы могли быть довольными, но… опоздали.
— Искоренять зло никогда не поздно.
— Разумеется, — кивнул Шмелев и потер переносицу. — Но вот с Костровым… Ты бери с собой эту девчушку и скачи в расположение штрафной роты, забирай его оттуда… Но боюсь, что он уже искупил свою мнимую вину…
— То есть как это?
— А так… В Голой долине, на Северном Донце, насколько мне известно, второй день идет сражение… Там была введена в бой штрафная рота. Потери, конечно, понесла…
— Да-а… — озадачился Иван Мартынович. — Но если… что произошло с Костровым, не надо бы девицу везти. Убивать горем…
— Она будет еще хуже убита. Проклянет всех, и нас с тобой, если правду не узнает… Будем надеяться на благополучный исход. Растолкуй ей все без прикрас. Горькая правда лучше сладкой лжи.
Николай Григорьевич встал, давая понять, что медлить некогда и что дорог каждый час.
Времени на обратную поездку и на сборы Ивану Мартыновичу потребовалось немного, и вот уже зеленый "виллис" катил по пыльной, исслеженной фронтовой дороге. Сидевший рядом с водителем Гребенников то и дело оборачивался, глядя на Ксенофонта, увязавшегося с ними в поездку, а чаще — на угрюмо притихшую Верочку.
Поглядев на карту, Гребенников начал сличать ее с местностью и шепнул водителю, что они уже проскочили, надо вернуться и ехать вон по той развилке, направо в лесок.
