– Видите ли, это очень трудно объяснить, – сказала она. – Я попробую… Кто-то должен это сделать после ужасного события, происшедшего вчера вечером. Однако я не хочу, чтобы Ноулз попал в неприятную ситуацию. Он не должен, мистер Эллиот…
– Если вас что-то беспокоит, мисс Дейн, расскажите мне все, – оживленно прервал ее Эллиот, – и никто не попадет в неприятную ситуацию.
Она с благодарностью взглянула на него:
– Тогда, вероятно… Ноулз, лучше вы расскажите сами! Все, что рассказали мне.
– Эх-хе-хе, – усмехнулся доктор Фелл. – Садитесь, приятель!
– Нет, сэр, спасибо. Я…
– Сядьте! – прогремел доктор Фелл.
Испугавшись, что доктор толкнет его, а это казалось неизбежным, Ноулз подчинился. Он был честным человеком, иногда до глупости честным. У него было одно из тех лиц, которые в моменты душевного стресса становятся прозрачно-розовыми; казалось, что оно просвечивает, как яичная скорлупа. Он сел на край кресла и стал вертеть в руках свой котелок. Доктор Фелл предложил ему сигару, но он отказался.
– Интересно, сэр, я могу говорить откровенно?
– Именно это я бы вам и посоветовал, – сухо ответил Эллиот. – Итак?
– Разумеется, сэр, я понимаю, что должен был сразу же все рассказать леди Фарнли. Но я не мог. Если честно, я не мог заставить себя сделать это. Видите ли, именно она помогла мне попасть в «Фарнли-Клоуз» после смерти полковника Мардейла. Думаю, я могу вам сказать, что отношусь к ней лучше, чем к кому бы то ни было. Честное слово, – добавил Ноулз, внезапно поддавшись сентиментальности, – она же была мисс Молли, дочерью доктора из Саттон-Чарт. Я знал…
Эллиот нетерпеливо прервал его:
– Да, это нам известно. Но о чем же вы хотели рассказать нам?
– О покойном сэре Джоне Фарнли, сэр, – сказал Ноулз. – Он покончил с собой. Я это видел.
Затяжное молчание прерывалось только стуком капель утихающего дождя. Тишина стояла такая, что Пейдж услышал шуршание своего рукава, когда оглянулся, чтобы посмотреть, спрятан ли запачканный складной нож; он не хотел, чтобы его увидела Маделин. К счастью, его накрыли газетами. Инспектор Эллиот, оставив напускную мягкость, неотрывно смотрел на дворецкого. Доктор Фелл издавал какие-то слабые, невнятные звуки: не то жужжание, не то свист сквозь сжатые зубы – он любил иногда насвистывать мелодию «Aupres de ma blonde»[2]. Выглядел он полусонным.
– Вы… видели… как он это сделал?
– Да, сэр. Я мог бы рассказать вам об этом сегодня утром, только вы меня не спрашивали; и, честно говоря, я не уверен, что рассказал бы вам даже тогда. А дело было так. Вчера вечером я стоял у окна Зеленой комнаты, находящейся как раз над библиотекой. Окно выходит в сад, где все и случилось. Я видел все.
