… Белосток. Гололед. Много новых зданий. Впечатляющего вида офицеры и полицейские в теплых и явно удобных мундирах мелькают там и сям – просто кладезь условностей, изобретательности и сексуальности. Пара девушек в нарядной одежде, шелковых чулках и туфлях – и тяжеловесные крестьянки во множестве юбок, с волосами, собранными в пучки, и с дешевыми сумками. Дороги в основном грязные и очень плохие. Судя по тому, что я вижу, весь мир пытается решить жилищную проблему – в том числе и Польша. За Белостоком – снег, первый снег, который я видел в этом году. Группки домиков, крытых дерном или соломой, они тесно прижаты друг к другу, но стоят на этих великих равнинах на огромных расстояниях друг от друга. Леса, открытые пространства, тоскливые равнинные реки, снова леса, а затем группа таких домиков. Как одиноко. Ни души в поле зрения. Лошадь, ну, может быть, корова или две. Несколько свиней, подрывающих корни. Возможно, именно от этой земли здешние рабочие, греясь у огня в холод, и приобретают свой характер, в котором тесно переплетены чувства любви и ненависти. И эти далекие, далекие отсюда города – Берлин, Париж, Лондон. И общая интенсивная жизнь этих миллионов и миллионов (если не больше) куда-то бессмысленно спешащих людей, не остающихся в одиночестве. Даже в поезде, когда я проезжал эти места, меня пробивала дрожь. Мне зябко от одиночества сельской жизни – а у них она вся проходит здесь. Я рад, что доехал до Волковыска – с его, как обычно, белым зданием вокзала. Почему поляки и чехи так любят белые вокзалы? Почти все дома у них новые, длинные и желтые – возможно, на две или три семьи. Мне это все почему-то напоминает Миссури, Айову, Канзас… Эти фургончики с лошадьми, которые никак не умрут от тяжелой работы.
Тучи ворон, летающих над снегом, я думаю об отступлении от Москвы [нечитаемое слово]. Длинная процессия из крестьянских фургонов, возвращающихся с полей в сумерках – их тут сотни. Впервые я вижу «тройку» и ощущаю реальность, которую изображали русские писатели. Но это Польша. В 17:00 нам предлагают чай с пирожными. Все новые и новые станции. Ужин – рядом с российской границей. В вагоне-ресторане отказываются от русских денег. Марки, злотые, доллары – да. Но не рубли. Подъезжаем к […]. Граница. Прекрасная польская станция. Множество полицейских и солдат. Теряем здесь еще час. Там, через границу, – Россия, Негорелое. Сейчас ночь. Снова солдаты и люди, паспортный контроль. Но сразу чувствуются перемены. Как-то все более мягко, более эмоционально, менее «железно». Мне стало ясно, что здесь пересадка. «Дорогой товарищ
