Тогда я был бы неуязвимым, как кусок пластика. Брайан из «Шринки Динкс», пластмассовый мальчик.
А моё лицо? Боже, кем был этот подросток с синяками под глазами? Выражение моего лица отчасти леденило кровь. Или ошеломляло. Оно было навсегда искажено ужасом. Я натянул улыбку, глядя в зеркало. Это было ещё более жутко.
Было тяжело определить, что делало моё выражение лица именно таким. Был ли это оттенок цвета кошачьей тошноты, который приобрела моя кожа, будто несмотря на два переливания во мне не осталось достаточно крови, чтобы она достигла внешнего слоя? Или, может быть, что-то внутри меня продолжало её отбирать. Может быть, моё тело открыло какой-то резервуар глубоко внутри, чтобы сохранить кровь, чтобы она больше не закончилась. В линиях вокруг моих глаз был ужас — они принадлежали старику. И мои радужки, которые казались такими голубыми, теперь выглядели для меня тусклыми. Будто мои глаза умоляли — «Пожалуйста, боже, позволь мне проснуться от этого кошмара».
Я больше не мог на себя смотреть. Если бы посмотрел, то не смог бы стоять и чистить зубы. Не смог бы просунуть в штаны одну ногу, а затем другую. Или взять свой рюкзак. Или спуститься по лестнице.
Мои ноги стучали по покрытым ковром ступенькам, как и раньше. Руки закинули рюкзак на плечо. Я старался не тянуть левую сторону, но рюкзак и руки были прежними. Моя мама была наигранно весёлой, протягивая мне пакет с обедом и целуя меня в щёку.
— Хорошего дня! — сказала она.
«Хорошего дня, чёрт возьми».
Часть меня наблюдала за всем этим так, будто это происходило с кем-то другим. Часть меня поглаживала свою козлиную бородку, закинув ногу на ногу, сидя в большом офисном кресле.
«Очень интересно. Ты думать, всё будет в норме? Ты думать, это повседневная жизнь?».
Спойлер: я так не думал. Но все остальные вели себя так. Будто мир не треснул пополам и не был на грани того, чтобы исчезнуть во тьме. Так что ещё я мог сделать? Шоу должно продолжаться.
Лэндон ждал меня на подъездной дорожке. Я открыл пассажирскую дверь его старого универсала «Вольво» и сел. Его карие глаза были тёплыми, а улыбка доброй.
Он ничего не говорил, пока мы не выехали на дорогу. Затем бросил взгляд на меня.
— Как ты ко всему этому относишься? Лучше?
— Эм, нет. Ни чуточки, — ответил я, пытаясь пошутить. Я нервно тёр ладони о свои бёдра. На мне была моя любимая одежда — старые джинсы на пуговице, которые сейчас висели на мне свободно, выцветшая чёрная футболка с эмблемой «Роллинг Стоунз» под чёрной фланелевой рубашкой и школьный бомбер. Это не помогло. У меня всё ещё было такое ощущение, что у меня внутри кусок льда, размером с баскетбольный мяч.
