— Дарко! — кто-то грубо, а быть может, ему так показалось, тряхнул его за плечо, выдёргивая из липкого сновидения.
— Вставай же! Пора нам, тебя не добудишься, — бурчал Полад.
Княжич разлепил ресницы, рассматривая в холодном утреннем свете побратима. Облегчённо откинулся на постель, кладя руку на дрожащую в судорожном дыхании грудь, пытаясь дышать размеренно и глубоко, унимая клокотавшее в груди сердце, чувствуя накалившееся до жара возбуждение внизу живота, от которого делалось даже больно. Он полежал немного в окутывающей промозглой зяби, пока остатки сна мало-помалу сходили с него неприятно и туго, как струи дождя, ко всему его всё ещё продолжало трясти, как в лихорадке.
«Надо же присниться такому!» — выругался он про себя, ненароком припоминая и Мирогоста.
Града никогда не виделась ему после её… кончины. Ко всему он никогда не имел с ней столь близких отношений, пусть и влекло его со страшной силой к ней, всегда отгонял подобные беспутные мысли и держался как можно дальше от неё, держа голову в холоде, всегда помня о том, что княжна принадлежит Волоту. Посягать на чужую жену сродни преступлению.
Хорошо бы в холодную воду.
Дарко поднялся, отойдя от сна окончательно, поправил сбившуюся одежду на себе, хмуро наблюдая за тем, как лагерь медленно собирается в путь, как гридни взнуздывают лошадей. Чернавка грела вчерашнюю оставшуюся похлёбку на костре и о чём-то весело ворковала с молодцами.
Росья, как и всегда, была почти неприметна, тихо сидела возле костра, собирая дорожную суму. Дарко быстро собрал постель, скрутив шкуру и кошму, двинулся к остальным.
— Доброе утро, — поприветствовала чернавка, явно разговорившаяся и посмелевшая. — У нас нынче отвар из лесных ягод, собрала с утра, отведай, — протянула она плошку, из которой струился пар.
— Ему не помешает зелье, а то вялый какой-то, — не упустил своего случая подтрунить над другом Полад. Верно больше не держал обиды, в этом и была отличительная черта волынянина.
Росья покосилась на чернавку, едва сдерживая улыбку, и княжич мгновенно забылся. Сегодня она выглядела как-то иначе: появился румянец на щеках и глаза сверкали каким-то детским озорством, а ещё, он не мог не отметить, Росья ныне была ослепительно хороша собой.
Дарко повернулся к чернавке, ответил умелице:
— Почему бы не отведать, если предлагают.
Он бросил наземь свёртки, усаживаясь на них, пристраиваясь в общий круг, принимая душистое питьё, а взгляд его без конца возвращался на Росью.
