Мысли путались, но Росья упрямо шла к селению, будто не она сама, а что-то тянуло её к родному терему. Елица вскоре завиднелась за беспросветной туманной пеленой средь древесных стволов, неизменно проседая в мутном киселе, только выглядывали оконца из глубины. Всадников нигде не было видно, и даже если оставались следы, до дождём в миг всё размывало.
Сама не своя от тягостных дум, что вихрем кружились в голове, Росья чуть не упала, проехавшись с холма к низине, благо успела ухватиться за колышек плетня, едва не шмякнувшись в лужу и не вырвав плетень с корнем, замерла, оглядывая пустынные улицы — нигде не видать всадников, ни в дальней стороне у мельника, ни на единственным постоялом дворе. Уж было отлегло. И тут же встревожилась — неужели мимо проехали?
Росья, больше не раздумывая, бросилась бежать к терему, не заботясь о том, что всё платье её до колен забрызгано грязью.
«Сестрица бы выругала за бабкино платье-то».
И вся она, как мышь, мокрая и дрожащая с задворок влетела в калитку. С главных ворот не решилась, отчего-то предчувствуя, что гости остановились у отца на дворе. И сталкиваться с ними в таком виде уж не желалось ей, хоть должно было быть и всё равно. Росья провела по лицу холодной ладонью, вытирая с ресниц влагу, почуяв, как пальцы пахнут грибным духом, и сама она пахнет вся лесом. Невольно и на свой наряд обратила внимание — уж верно приняли они её за дурнушку, посмеялись, поди, встретив такое пугало в лесу.
Росья разозлилась: — «Да чего это я, в самом деле!»
Она у себя дома, на родной земле и пахнет именно ей, и ничего в том постыдного нет!
На пороге её встретила перепуганная вусмерть чернавка, побледневшая, что поганка. Росья не успела оправиться, в груди так и подскочило сердце, пропустив удар, показалось даже, что терем покачнулся.
— Что стряслось, говори же?! — не выдержала она, вцепившись в плечи чернавки.
— Да ты заходи скорее, чего мокнешь-то под дождём, — запричитала она, утягивая Росью в натопленные сенцы. — Чего ж раскрымшись, захвораешь ведь.
Росья и не заметила, что платок её давно слетел с головы, и косу хоть выжимай, как, впрочем, и всю одежду. Руяна, сокрушённо качая головой, принялась стаскивать с хозяйки неподъёмный кожух, сапоги, полные воды.
— В баньку бы тебе… она уже топится… — тревожно сетовала она. — Ты пока погрейся, я сейчас воды горячей ушат налью, ноги попаришь, отвара сделаю травяного с ягодами, — тараторила она, и Росья отчётливо различила в голосе её сильное волнение. — Идешь тебя носило-то, лебёдка?
