Вошел дежурный по аэродрому и, наклонившись к Демину, что–то сказал. После этого полковник с явным неудовольствием обратился к немцу.
— Когда вы хотите лететь, господин Крамер?
— О, это деловой разговор, — оберст–лейтенант преобразился. — С вашего позволения, герр полковник, — он взглянул на часы, — через сорок минут.
— Обслужите немецкий самолет, — бросил Демин дежурному.
— Герр полковник очень любезен. Я бы не хотел так просто проститься с вами. Мы должны выпить по бокалу вина… за дружбу, герр полковник. Затем Крамер обратился к сухощавому немцу с голубыми глазами: — Штольц, зиген зи битте вайн*.
_______________
* Принеси, пожалуйста, вина.
Штольц тут же направился к двери.
— Проводите его к самолету, — приказал Демин дежурному.
Когда было принесено вино, Крамер наполнил два бокала.
— А ваши коллеги — трезвенники? — спросил Демин.
— В немецкой армии младшие чины не должны позволять себе вольности в присутствии старших офицеров, — заметил Крамер.
— Ну что ж, — произнес Демин, — выпьем за то, чтобы между нами не было разлада. Пожалуй, это единственное, чего можно желать сейчас в отношениях между нашими странами. Не правда ли, господин Крамер?
— О, да, конечно, — с улыбкой пробормотал Крамер. Он отпил глоток кислого рейнского вина. — Только печально, что эти отношения не греет русский климат. — Крамер на мгновение мысленно перенесся в ставку фюрера: там опасались, что из–за позднего вскрытия рек и тяжелого бездорожья нельзя будет раньше начать русскую кампанию. Затем он взглянул на Демина и как можно вежливее спросил:
— Скажите, герр полковник, как долго будут продолжаться холода?
— Природа имеет свои законы. А нам, русским, не привыкать к холодам. Но почему это интересует вас?
— О, обычное любопытство… Холод — нехорошая вещь, — поморщился Крамер. — Весной много воды… болота. Дороги непроходимы… В таких условиях нелегко жить.
— Никто не выбирает себе родины, господин Крамер.
— Вы любите Россию, — немец улыбнулся. — Конечно, в ней просторно, много земли… А Германия живет тесно, как в клетке…
— Поэтому вы и решили расширяться…
Поняв намек, Крамер не проговорил ни слова. Только прикусил тонкие губы. Его пальцы так крепко сжали бокал, что, казалось, он вот–вот хрустнет.
— Нет–нет, — наконец заговорил он. — Немецкий народ и мой фюрер добры. Я не ручаюсь за достоверность, но, как мне сказал один авторитет, прабабушка нашего фюрера крестилась в русской церкви. Кажется, Осташково.
— Может быть. Но этот факт мало что меняет в наших взглядах на вещи…
