Пока Шмелев говорил, в палатке стояла гнетущая тишина. Генерал Ломов, словно пораженный этими словами, смотрел в угол. Шмелев только сейчас заметил тихо сидевшего в углу старшего лейтенанта с черными кудлами волос на затылке.
— Вы, простите, ждете кого? — осведомился Шмелев.
— Это товарищ со мной, — ответил за него Ломов. — Можете при нем говорить…
Но Шмелеву говорить не хотелось, и он тяжело опустился на пенек.
В палатку вошел офицер, весь увешанный ремнями, при пистолете в огромной потертой кобуре; он спросил, кто будет полковник Демин, и, вынув из кожаной сумки пакет, вручил его под расписку.
Надрезав пакет, Демин осторожно вынул содержимое, прочитал, потом, снова хмурясь и слегка бледнея, перечитал.
— Есть у вас разгонная машина? — вдруг сосредоточенно поглядел на Шмелева.
— Дежурная есть, но вы можете поехать на моей… — ответил комбриг.
Демин тотчас оделся, постоял раздумчиво, сказал:
— Немецкий самолет возле Слонима приземлился. Еду на место происшествия.
— Часто они блудят. Обычная история, — с иронией в голосе заметил полковой комиссар Гребенников.
— Видно, не совсем обычная, раз требуют срочно выехать и расследовать, — ответил Демин и начал прощаться. Пожимая руку Шмелеву, спросил:
— Значит, в отпуск?
— Придется. Лучше поздно, чем никогда.
— Поезжайте! — мягко сказал Демин и почему–то задержал взгляд на комбриге; в его умных, задумчивых глазах Шмелев уловил сочувствие.
Когда Демин вышел, генерал Ломов обратил на комбрига осуждающий взгляд:
— Видите, как нехорошо выглядим мы перед товарищем сверху. Доложит…
Шмелев опять покосился на кудлатого старшего лейтенанта, сидевшего в углу, и ничего не ответил.
Все умолкли.
Только слышалось — шумела, гневалась непогода. Ветер крепчал, вздувал парусину палатки. Тягуче скрипели деревья, срывались с веток и гулко падали на смерзшийся полог ломкие льдинки.
На аэродром Демин добрался в полдень. Немецкий самолет зеленовато–глинистого цвета стоял посреди взлетно–посадочной полосы. Возле него ходил часовой.
Демин выслушал доклад дежурного по аэродрому и, уже направляясь к деревянному домику, уютно стоявшему под елями, спросил:
— Погода летная?
— Последние трое суток без изменений. Нормальная. Наши летают спокойно. А немцы уверяют, что из–за плохой погоды сбились с курса…
— Как вы думаете?
— Похоже, они принимают нас за детей. Во всяком случае, аргумент сомнителен.
В домике Демин увидел немецких летчиков… Двое — в одинаковых светло–зеленого цвета комбинезонах. Маленький, с рыжеватыми и мягкими, как утиный пух, волосами на голове, и другой, сухощавый, с продолговатым носом и голубыми глазами, расположились на скамье, привалясь спинами к печи. Третий сидел на табурете возле стола. В его внешнем облике Демин уловил что–то от бюргера: полнеющий, с крутым, раздвоенным подбородком, крупным носом; светлые взлохмаченные брови и серые настороженные глаза, о которых можно сказать, что при любых обстоятельствах они остаются холодными и непроницаемыми. В отличие от своих спутников, он был в черных кожаных унтах с "молниями" и в куртке с цигейковым воротником. Завидев вошедшего полковника, немец неторопливо поднялся.
