Пауль Нишец попал в группу, которой предстояло охранять гидроэлектростанцию. Расположенная на высоте 702 метров над уровнем моря, станция денно и нощно пожирала энергию горной реки, которая была закована в металлические трубы; каскад отработанной воды с силой рушился в пропасть фиорда.
Шум турбин мешал вести разговоры, и солдаты разгуливали неподалеку от стен станции по широкому каменистому плато.
– А наш лейтенант неплохой парень, – говорил Яунзен, постоянно сплевывая. – Я его даже не просил, он сам стал хлопотать, и вот завтра уже пойду вставлять зубы на казенный счет…
– Проси, чтобы вставили золотые, – советовали ему, посмеиваясь, но Яунзен не обижался на это.
– Зачем золотые! – говорил он – Сразу будет видно, что зубы вставные, а я еще молодой, – попрошу естественные. Пусть хоть у покойников надергают, мне какое дело…
Гудели трубы, по которым бежала река; фиолетовые огни электросварки вспыхивали и гасли внизу; было видно, как волны бились в батопорт дока.
– Ох-хо-хо! – сам не зная почему, вздохнул Нишец и, взяв камень, бросил его в фиорд: быстро уменьшаясь, камень полетел вниз, и только легкий всплеск обозначил его падение.
– Высоко, – поежился один солдат.
На крыльцо вышел инженер. С моря наваливалась душная темнота, и горящий огонек папиросы инженера выделялся яркой красной точкой. Франц Яунзен направился к крыльцу, чтобы, пожаловавшись на тяжести солдатской службы, выклянчить себе сигарету…
Чей-то неясный силуэт забрезжил в сумраке на склоне горы. Человек шел по направлению станции, широко размахивая руками. Он шел спокойно, не торопясь.
– Стой! Пароль! – крикнул Франц, поворачивая обратно от крыльца; человек продолжал идти молча. – Пароль!..
Неожиданно где-то внизу, в ущелье фиорда, закудахтал пулемет и, возвращенный эхом три раза, донесся глухой хлопок гранатного взрыва. Там, около дока, что-то произошло.
Яунзен, вначале вырвавшийся вперед, теперь отбежал в сторону и, встав на колено, разрядил во тьму всю обойму. Но было уже поздно. Человек в русском ватнике отскочил, размахнулся – и черный мячик гранаты, подпрыгивая на камнях, громыхнул взрывом.
Бешено дергая затвор автомата, заедавший от густой смазки, Нишец дал одну короткую очередь… другую… третью… «Капут», – решил он, когда за спиной раздался треск кустов и на плато перед станцией выскочили еще две фигуры в ватниках.
С этой минуты Нишец стал думать только об одном – о спасении. Он бросился с крутого обрыва вниз, и шумный ливень песка ринулся на него сверху, засыпав упавшего к подножию сопки ефрейтора. Там, в сплошной темноте, пытаясь вытолкнуть песок изо рта языком, Нишец остался лежать до конца боя, звуки которого едва-едва проникали через толщу песка.
