С другими иноками не сошелся близко, правда. Предпочитал здесь быть, наверху. Тут к небу поближе – а значит, и к Богу. И колокола гудят сладостно так, приятно.
Ночами страшновато бывает, конечно. Жутковато. Мерещится что-то все время. Глядь-поглядь – не колокольный ли ман в углу?
Нет, показалось…
Но все едино ночью на звоннице жутко. Упыри, навьи и черти лезут сюда, как на мед. Не видно их и не слышно, но они точно где-то тут. Только с первым криком петуха сгинут.
Передернувшись от порыва ветра, Трофим не заметил, как скользнула вдоль стены тень. Низенький тщедушный мужичонка крался по двору – да не от ворот к скиту, а от скита к воротам. Этим днем человечек вошел в них открыто, ел с монахами за одним столом, без страха говорил даже с игуменом – а ночью вышел на злое дело.
И на поясе у него висел нож.
Алурча его звали. Было ему тридцать пять годов, и был он по крови татаровьином. Хотя и не выглядел таковым – любой рус за своего принимал, никто и на миг не подозревал, что перед ним зять самого Калина-хана, дочери его старшей муж.
Потому что мать Алурчи была полонянкой из русов. Желтоволосой и синеглазой. А отец – хоть и татаровьином, но тоже на руса похожим.
Потому что его мать тоже была полонянкой из русов.
Так и выходило, что татаровецкой крови в Алурче всего-то четверть. Но разве в одной только крови дело? Не это ведь важно, а где ты вырос, среди кого. Алурча сызмальства был татаровьином, и никем иным себя не мыслил.
А внешняя неотличимость от русов делала его очень полезным подсылом.
Невысок был Алурча. Строен. Хорош собой. Недаром же приметила его прекрасная Бемберцег, мужем своим сделала, детей от него родила. Тесть к себе приблизил, дела стал поручать особливо важные, Кащею-царю угодные.
Сейчас он одно из таких дел и творил. Этот монастырь – точка важная, ключевая. Не столько монашья обитель, сколько застава. Большая дорога на восход отсюда как на ладони, далеко просматривается. Появятся если его, Алурчи, братья по оружию – так монахи сразу трезвон подымут, батыров русских кликать начнут.
Но для того и здесь Алурча, чтобы не вышло так. Тише мыши прокравшись к воротам, он приметил в воротне сторожа – инока Ферапонта. Сегодня Алурча за одним столом с ним сидел, вино пил нарядное, смеялся шутке его не очень-то и смешной.
А теперь выждал удачного момента – и ударил ножом в спину.
Монах умер сразу. Не охнул даже. Алурча вытер лезвие о его рясу, снял с пояса тяжелый ключ и пригляделся к замку. Был тот велик и заржавлен – татаровьин приметил сие еще днем, когда его впускали. Обильно полив железо из масленки, украденной у кухаря, он сунул ключ в скважину и чуть толкнул створу.
