Голубые эшелоны | страница 4
Среди своих литературных учителей Панч называет Гоголя, Чехова, Горького, Шевченко, у которых он учился лиризму, лаконизму, гуманизму, революционному демократизму. Доброта, любовь, ирония, печаль и сомнения пронизывают его повести. Беспристрастие — не его удел. Панч часто выступает в роли судьи по отношению к своим героям. Хорошо это или плохо? Споры на эту тему в литературе не кончаются никогда. Но страстность писателя всегда увлекает нас. Разве не страстны в высшей степени Толстой и Достоевский? Добродетель терпеливости и высокая невозмутимость могут иногда даже привлекать, но никогда не дадут возможности судить о позиции писателя, о его отношении к миру, а без этого мы не представляем настоящего художника.
Почти на протяжении всего своего, без преувеличения, огромного творческого пути Панч мастерски пользуется таким литературным приемом, как ирония, умело соединяет иронию, юмор с простотой, как бы говоря нам: там, где юмор, там всегда доброта и понимание, где сдержанность — там достоинство и, может быть, даже величие.
Не ищите покоя в простоте Панча. Здесь царит неуступчивость, высшая требовательность к самому себе и к людям. В его произведениях нет бароккальной щедрости и того безудержного размаха, которым отличается украинская проза в произведениях таких ее мастеров, как Яновский и Гончар. В произведениях Панча царит сдержанность, аскетизм, некая сухость, как в красках темперы, которой пишут фрески. Собственно, его романы и повести чем-то напоминают нам фрески. И так как фресковость изображения исключает идею развития, то характеры у Панча, точно в греческой трагедии, окрашены одной краской — белой или черной; им остается лишь действовать и побеждать или погибать. Кажется, лишь роман «Осада ночи» отличается от всех других произведений Панча в этом отношении.
Плохо это или хорошо? Огромная популярность Панча-прозаика, интерес к его произведениям в продолжение целых десятилетий, проявляемый новыми и новыми поколениями читателей, лишний раз свидетельствует в пользу разнообразия и богатства литературы социалистического реализма против суженного взгляда на нее.
Писатель с честью выдержал испытание временем. В отношении Петра Панча можно бы даже употребить монтеневский термин — продолжительная дружба с временем. Он пренебрегал разработкой случайного, гармонично соединял в себе неукротимость духа и высочайшую художественную сдержанность, его стиль не подвергался быстро меняющимся литературным модам, писатель всегда умел побороть в себе искушение быть оригинальным любой ценой, прекрасно зная, что оригинальничанье почти всегда оказывается заимствованным. Может, именно благодаря всему этому Петро Панч связан со всем лучшим, что уже написано или будет написано в украинской прозе.