Возможно, те меры, что он принял, дабы алчные старцы не проникали в чужие семьи и не расстраивали браков, отчасти должны были предотвратить межсемейную рознь, которая нарушила бы городской покой. Вполне вероятно, что он руководствовался тем же побуждением, учреждая дома разврата и завозя в них специально купленных женщин. Правда, не исключено, что его внимание к женщинам носило несколько отрешенный характер, йбо его поэзия обнаруживает определенную наклонность к педерастии, которая едва ли сводилась исключительно к литературной условности>22. Но, как бы то ни было, Солон (как говорили, вслед за Драконом)
принял закон, ограждавший мальчиков от сексуального насилия. Передавали также, что он позаботился и об их воспитании, обязав по закону каждого гражданина обучить сыновей грамоте. К этому времени Афины, первыми среди греческих городов, вытеснили в школьной системе воинскую выучку с первого места на второе.
Подобные постановления касательно семейных дел заняли видное место в обширном своде — настоящей лавине — Со-лоновых законов, который, очевидно, был задуман как исчерпывающая кодификация права. Это важнейшее свершение Солона в течение долгих веков продолжало служить свою службу. Подобно законодателям-предшественникам — появившимся прежде всего на Крите и в италийских Локрах, — он, должно быть, видел свою задачу в записи обычного права>23. Но, как и везде, сам этот процесс (например, в случае с реформой долговых отношений, не входившей в свод законов) неизбежно толкал общество в сторону реформ.
С той же целью Солон учредил и Гелиэю (пАла1а), которой он отводил весьма важное место. Это слово вначале означало «собрание», теперь же оно стало относиться к афинскому народному собранию (которое существовало уже давно, но носило несколько призрачный, формальный характер и было лишено власти), или, быть может, к определенной части его представителей, проводившей судебные заседания и выслушивавшей прошения отдельных граждан, несогласных с решениями и приговорами, вынесенными государственными чиновниками>24. Вероятно, вначале эти разбирательства касались только смерти, изгнания и утраты гражданских прав; неограниченное право обжалования любых вопросов являло бы демократический идеал, о котором в ту пору никто еще не мечтал. Тем не менее начала демократического правосудия были заложены, ибо стал очевиден важнейший принцип: пострадавший может обратиться напрямую к своим согражданам для восстановления справедливости
