Некий господин Пекельный | страница 86
Смех в студии, ведущий улыбается и объявляет торжественным тоном:
– Ну а теперь, Ромен Гари, я преподнесу вам сюрприз. Тут у нас за кулисами кое-кто дожидается своей очереди с самого начала передачи. (“Вот оно, – думает Гари. – Сейчас выйдет Поль”.) Вы хорошо его знаете. (“Все, мне конец”.) Это писатель, ему чуть больше тридцати, и он гонкуровский лауреат. (“Ну, точно. Мерзавец Пиво!”)
– Предупреждаю вас, – нервно говорит Гари, – если сюрприз мне не понравится, я уйду.
Из-за кулис выходит Патрик Модиано. Ему чуть больше тридцати (тридцать четыре года), он писатель (уже шесть романов) и гонкуровский лауреат (за “Улицу темных лавок” около года назад). Светлый костюм, рубашка голубая и без галстука. Пиво указывает ему на кресло, но он как-то медлит, озирается – не сбежать ли из студии, что-то я передумал, вы продолжайте передачу, только без меня. Все-таки он садится, и Пиво испускает беззвучный, но явный вздох облегчения (Модиано явился!), подхваченный Гари (Павлович не явился!).
– Насколько мне известно, – говорит Пиво, – вы очень любите Модиано.
– Да, для меня это Сен-Жон Перс, только в прозе, – отвечает Гари. – Я с удовольствием прочел его последний роман, где талант сквозит на каждой странице. Это потрясающе, такого еще не бывало. Это поэзия, созданная ex nihilo, удивительное умение видеть реальное и человечное в социальной фантастике[47]. Когда я дочитал, у меня возникло желание писать самому. А для меня это признак настоящей литературы. Я давно говорил, что Модиано далеко пойдет, и вот доказательство.
– А Модиано читает Гари? – спрашивает Пиво.
И Модиано своим спокойным, робким голосом, прерывисто, недомолвками, с весомыми паузами, в которых кроются изгибы мысли, колебания, поправки, – словом, вполне модиáнно ему отвечает: да, разумеется, читает он Гари, и каждый раз, когда его читаешь, чувствуешь немного, так сказать, что-то такое, а потом, особенно как вспомнишь, потому что книги вообще-то, то есть нет, это как будто голос, слышишь голос, а иногда, ну, словом, все это, не знаю, сложно.
Отрывок из Первого фортепианного концерта C. Рахманинова в редакции 1917 г.
Потом Гари отвечает Патрику Модиано, а Модиано отвечает Бернару Пиво, а он уж ни за что не отвечает, разговор плетется сам собой и мог бы продолжаться бесконечно, а мы могли бы бесконечно слушать, но время передачи истекает, пора прощаться, всем спасибо, до свиданья.
Пока идут титры, камера все еще направлена на Гари, он что-то говорит Пиво, – что именно, не слышно, начало Первого фортепьянного концерта Рахманинова заглушает его голос, но если читать по губам, то понятно, что он отчетливо произносит:
