Может быть, это был сонный кошмар, и стоило лишь проснуться, чтобы исчезли призрачные ужасы при свете действительности! Но действительность кошмара была слишком очевидна, чтобы могли быть какие-либо сомнения. Юноши впервые в своей жизни испытали, что значит выражение — «волосы стали дыбом».
Наконец их куда-то принесли и положили. Около них послышались человеческие голоса, и — о диво! — самая чистая немецкая речь отчетливо зазвучала над самым их ухом.
Через несколько минут водворилось молчание, по-видимому, около них не осталось никого. Прошла еще минута томительного ожидания, и, так же неожиданно, как они были водворены в мешки, юноши очутились на свободе.
Быстро осмотрелись они кругом. Они находились в просторной комнате с европейской мебелью. Сквозь оконные жалюзи слабо пробивался дневной свет. За огромными портьерами виднелась дверь в смежную комнату.
Они терялись в самых причудливых догадках, когда дверь неслышно отворилась и в комнату вошел человек небольшого роста, с огромным выпуклым лбом и подвижным, выразительным лицом. Острый взгляд его глаз пронизывал насквозь, а густые нависшие брови придавали лицу суровое выражение. Из-под больших усов виднелись тонкие губы, сложенные в холодно-саркастическую улыбку. Он бросил быстрый взгляд на юношей и, жестом пригласив их сесть, сам удобно расположился в глубоком кресле.
Прежде всего он справился о том, кто были юноши, каким образом очутились они на острове и какие цели преследовали при этом. Потом он небрежно осведомился о том, почему они посетили эту наиболее первобытную часть острова.
Получив удовлетворительные ответы, он, по-видимому, успокоился и погрузился в довольно продолжительное размышление.
Друзья сидели, как на иголках, ожидая с лихорадочным нетерпением разрешения опасной загадки.
Наконец незнакомец прервал свое молчание и обратился снова к юношам с довольно приветливыми словами.
Он говорил, что не имеет основания не верить им, что вполне понимает их романтические порывы, особенно в таком возрасте. Он уверил юношей, что они могут быть спокойны относительно своей участи в его доме. О дальнейшем он обещал подумать, а пока предлагал им пользоваться комнатой и всем, что в ней было.
Уходя, он добавил далеко не мягким голосом, что они должны оставить всякие мысли о бегстве, если они у них были, так как это поведет лишь к ухудшению их положения.
Друзья, опустив головы, молча рассматривали циновки, покрывавшие пол комнаты, все еще не будучи в состоянии отдать себе полного отчета в происшедшем.
