Мацуока не согласился, заявив, что хочет заехать на площадь у Императорского дворца, чтобы выразить свою глубочайшую преданность Его Величеству Императору. Коноэ совсем туда ехать не хотелось, но он не мог выразить такого непочтения к Императору и согласился, чтобы Мацуока именно так и поступил. Поэтому они оставили аэропорт в разных автомобилях: Мацуока поехал на Дворцовую площадь, а Коноэ был слишком гордым, чтобы ехать вместе с ним. По дороге к дворцу Мацуока узнал от своего заместителя, что американские предложения явились результатом не его деятельности, а каких-то дипломатов-любителей. Мацуока был очень уязвлен и решил, что обсуждать подобный документ ниже его достоинства. Поэтому он сознательно опоздал на встречу кабинета, почти никого там не застал, включая и самого принца. Тем, кого он застал, Мацуока стал пространно рассказывать, как его встречали «Сталин-сан и Гитлер-сан», говоря о них таким тоном, как будто это были его лучшие друзья.
Но бесконечно уклоняться от обсуждения проекта «Взаимопонимания» было, конечно, невозможно. Ознакомившись с документом, Мацуока взорвался от возмущения. Какое американцам дело до нашего соглашения с Германией и Италией? Они хотят просто использовать нас, как в прошлую войну, когда они заключили соглашение о признании наших особых интересов в Китае, а после войны разорвали его! Это их старый трюк!
Внезапно Мацуока объявил, что чувствует себя очень уставшим, желает месяц отдохнуть и уехал домой. Однако, поведение министра иностранных дел не повлияло на решение кабинета, где даже генералы Тодзио и Муту проголосовали за одобрение проекта «Взаимопонимания» без всяких проволочек.
* * *
Между тем, пока Мацуока устранился от дел, считая проект «Взаимопонимания» плодом какого-то тайного заговора военных, избравших в качестве своего орудия полковника Ивакура, сам Ивакура решил стремительно форсировать события. 29 апреля, в день рождения Императора, полковник решил больше не сдерживать себя и позвонить по телефону лично Мацуока. Это было в равной степени неосторожно и нескромно, но оба эти качества были в крови у Ивакура. Кроме того, его помощники усиленно подзуживали его поступить именно так. Было решено, что Ивакура и Икава должны позвонить министру иностранных дел с секретной явки министра почт Уолкера в Нью-Йорке.
Вечером оба японца явились на «явку» Уолкера (номер 1812 в отеле Беркшир) и начали пить портвейн за здоровье Императора. Полковник Ивакура пить умел не очень, а потому после двух бокалов почувствовал небывалую смелость и решительность. В восемь часов вечера (в десять часов Ира следующего дня по токийскому времени) Ивакура позвонил домой министру иностранных дел Мацуока.
