— Кхм, — кашлянул Ларри, беря огонь на себя. — Скажите, Мастана, а давно вы здесь живете?
— Ну…, - задумалась она, — мне было лет пятнадцать, когда я сюда попала. Меня на торговое судно мой парень протащил, обещал до столицы княжества доставить, а там бы я сама себе жизнь устроила. Да, капитан, придурок, решил путь через Свободные земли срезать. Помню, только свет потух, да гул пошел, а очнулась уже здесь.
— Мастана, а кто та женщина, которая нас хотела нас дубиной вначале поприветствовать?
— Да это Жарка была. Не обращайте внимание, у нее внучке скоро семь будет, вот она, дура, решила, что вы ее забрать пришли. Как будто дубиной от них можно отмахаться!
— Нда…, - протянул Ларри, понимая, что он все больше ничего не понимает.
— Командир, — подскочил к нему Чип, — это что же, у них детей кто-то забирает?
— Так вы, красавчики, ничего не знаете? — всплеснула руками Мастана, потом неодобрительно поджала пухлые губки, — что-то я не пойму, откуда вы такие здесь взялись? Или наши глазастики совсем стыд потеряли и без инструктажа сюда людей засылать стали?
— А вас, значит, инструктировали? — заинтересовался Старк.
— Да, — важно кивнула головой Мастана, — да вы лучше у Жарки все спросите, она у нас старожил. Прямо по улице, пятый дом. Там ее и найдете. Наверняка, уже всех наших дур там собрала. Только смотри, — погрозила она пальцем Дюже, — ты — мой. Никому не отдам.
Тот только зачарованно посмотрел на грозный палец, почему то побледнел, и неожиданно кивнул.
Ничего не понимающие мужчины, усталые после дневного перехода до поселка, вяло потянулись к пятому дому. Вокруг уже сгущались лиловые сумерки, с гор спускался стылый вечерний воздух. Было тихо. Лишь запахи еды дразнили голодные желудки, заставляя сглатывать вязкую слюну. Да впереди угадывалось по тихому гулу место сбора женского населения этого странного поселка.
Около крыльца толпилось примерно три десятка женщин. Бледные, изнеможенные лица, потухшие глаза, ранние морщины, заношенная одежда, перешитая по нескольку раз — все это переводило их в ту категорию женщин, которым на самом деле может быть от двадцати до сорока пяти лет. Но главное, что их всех объединяло — это страх плещущийся в глубине их глаз, страх тех, кто живет в постоянном ожидании боли и унижения.
При появлении пришельцев, гул и без того негромкий, мгновенно стих. Собравшиеся молча, украдкой разглядывали незнакомцев. По мере втягивания во двор задних рядов отряда, на лицах женщин все явственнее проступало выражение тихой паники, а губы некоторых беззвучно шевелились.
