– Иногда она по-прежнему является мне во сне. Такая, какой когда-то была прежде. Очаровательная… и совсем юная. А потом все кругом будто чернеет и мы оказываемся на кладбище. Она уходит под землю и выкрикивает мое имя. И тогда я просыпаюсь в холодном поту.
– Она выкрикивает ваше имя? – удивился я. – Но почему? Вы ведь ничего плохого не сделали. Да?
Фишер смерил меня холодным взглядом:
– Это дело разрушило мою жизнь.
Я понимал, что мне следовало проявить больше сочувствия, но слышать, как этот парень жалеет себя, причитая «бедный я, бедный», было для меня точно серпом по яйцам.
– Оно вроде как разрушило и жизнь Кристал Хаген тоже. Вы не находите?
– Сынок, – Эндрю свел большой и указательный пальцы, оставив между ними один дюйм, – еще вот столечко, и ты вылетишь отсюда, как пробка!
– Вам, должно быть, тогда пришлось ужасно тяжело, – поспешила вмешаться Лайла.
Она говорила ласковым тоном, понимая, что медведя нужно заманивать медом.
– Мне было шестнадцать лет, – сказал Эндрю. – И это не важно, что я не сделал ничего плохого. Люди шарахались от меня, как от прокаженного. И даже когда арестовали того парня, Айверсона, все равно ходили упорные слухи, будто это я убил Кристал. – От наплыва эмоций у Эндрю непроизвольно заходили желваки на скулах. – В день похорон Кристал я пришел на кладбище бросить горсть земли в ее могилу… после того, как туда опустили гроб. Но мать Кристал наградила меня таким ледяным взглядом, что я застыл на месте. Будто смерть Кристал была на моей совести. – Уголки рта Эндрю внезапно опустились. Казалось, он вот-вот разрыдается. Буквально через секунду он взял себя в руки и продолжил: – Я на всю жизнь запомнил этот осуждающий взгляд. И когда я думаю о дне похорон Кристал, мне на память чаще всего приходит именно это.
– Значит, люди считали, что именно вы убили Кристал Хаген? – спросил я.
– Люди – идиоты, – ответил Эндрю. – Ну а кроме того, если бы я и собрался кого-нибудь убить, то первым стал бы адвокат ответчика.
– Адвокат ответчика? – переспросил я.
– Ну да. Именно он распускал слухи, будто я убил Кристал. Он так и сказал присяжным. Сукин сын! Это попало в газеты. Боже правый, а мне ведь тогда было всего шестнадцать!
– Вы были последним, кто видел ее живой. – Эндрю недобро сощурился, и я уж было решил, что все испортил, а потому поспешно добавил: – Мы читали стенограмму свидетельских показаний на процессе.
– Тогда вы должны знать, что я высадил ее у дома и сразу уехал. Когда я уезжал, она была еще жива.
