– Ты оставила его одного, – сказал я. – Он чуть было не спалил весь дом. Где тебя черти носят?
– Эй, попридержи язык! – Ларри вышел вперед, протиснувшись мимо мамы. – Не смей разговаривать с матерью, будто… – Ларри поднял правую руку, вроде как собираясь пихнуть меня в грудь.
Тут он явно погорячился. Прежде чем Ларри успел дотронуться до меня хоть пальцем, я выбросил правую руку вперед, схватил его за тыльную сторону ладони и сжал розовую мясистую часть. После чего молниеносным движением оторвал от своей груди его руку и вывернул ее по часовой стрелке, заставив Ларри упасть на колени. Это называлось «болевым приемом на кисть». Прием этот – мой самый любимый – показал мне один из завсегдатаев «Пьемонта», коп, которого мы все звали Смайли.
Не прикладывая особых усилий, я вполне мог свернуть Ларри в бараний рог. Его лицо было всего в нескольких дюймах от земли, вторая рука, заломленная за спину, устремлена вверх, а запястье в моей руке – вывернуто вперед. Только громадным усилием воли я удержался от искушения дать Ларри ногой в зубы. Наклонившись, я схватил его за волосы. У него сразу покраснели уши, а лицо исказилось от боли. За моей спиной пронзительно верещала мама, неся какой-то бред, что это был несчастный случай, а в глубине души Ларри отличный парень. Ее мольбы таяли в воздухе, оказывая на меня примерно такое же воздействие, как шум городского транспорта вдали.
Вдавив Ларри мордой в асфальт, я сказал:
– Блин, я знаю, что ты сделал моему брату. – (Ларри не ответил, тогда я пережал ему вену на запястье, и он застонал от боли.) – Давай расставим точки над «i». Если еще хоть раз тронешь Джереми, я тебя уделаю так, что родная мать не узнает. Никто не смеет трогать моего брата. Тебе понятно?
– Да пошел ты! – сплюнул он.
– Ответ неправильный. – Я оторвал его голову от подъездной дорожки и снова вдавил его лицо в асфальт, причем достаточно сильно, чтобы остались отметины и выступила кровь. – Спрашиваю еще раз: тебе понятно?
– Да, – ответил он.
Я рывком поставил Ларри на ноги и подпихнул его в сторону улицы. Он направился к обочине, держась за разбитое лицо и что-то тихо бормоча себе под нос – что-то такое, чего я не расслышал. Разделавшись с Ларри, я повернулся к маме:
– Мне звонил мистер Бремер.
– Мы просто съездили в казино, – ответила она. – Нас не было всего пару дней.
– О чем ты только думала? Ты не можешь оставлять его одного на пару дней.
– Ему уже восемнадцать лет, – ощетинилась мама.
