Жизнь, которую мы потеряли | страница 14
Но все изменилось в тот день, когда умер дедушка Билл. В тот день нашу троицу закрутило жестоким бурным потоком, словно смерть дедушки оборвала последнюю нить, дававшую маме ощущение стабильности. После его смерти она окончательно забила на все сдерживающие центры и пустилась в плавание по волнам своего настроения. Она стала больше плакать, больше орать и набрасываться на нас каждый раз, когда ее доставала жизнь. Похоже, она задалась целью дойти до опасного края и принять это как новую нормальность.
Первым изменением правил игры стала ее манера чуть что распускать руки. Мало-помалу у мамы вошло в привычку бить меня по лицу всякий раз, как у нее закипали мозги. Когда я подрос и стал менее чувствительным к пощечинам, она приноровилась бить меня в ухо. Это было ужасно. Иногда она пользовалась подручными средствами типа деревянных ложек или проволочных ручек от мухобойки. Как-то в седьмом классе я пропустил соревнование по борьбе, поскольку спортивная форма не закрывала рубцов на бедрах и мама заставила меня остаться дома. Первые годы она не втягивала Джереми в наши домашние баталии, предпочитая вымещать на мне свои фрустрации. Но со временем мама перестала себя контролировать и с ним тоже, и тогда она орала на него, используя обширный запас ненормативной лексики.
Но однажды мама зашла слишком далеко.
Мне тогда стукнуло восемнадцать, и я уже окончил среднюю школу. В тот день, вернувшись домой, я увидел, как мама, пьяная в хлам, колошматит Джереми теннисной туфлей по голове. Я отволок маму в спальню и бросил на кровать. Мама вскочила и попыталась меня ударить. Я схватил ее за запястья, развернул и снова бросил на кровать. Мама предприняла еще две попытки дать сдачи, но оба раза она оказывалась лицом вниз на матрасе. Наконец она остановилась перевести дух и тут же отрубилась. На следующее утро она вела себя так, словно ничего не случилось, словно не было никакого приступа безумия, словно наша маленькая ячейка общества не оказалась на грани распада. В тот раз я подыграл ей, но я знал: мама достигла той точки невозврата, когда легко сможет найти оправдание любому рукоприкладству по отношению к Джереми. Я также знал, что, как только я уеду в колледж, все пойдет вразнос. И от этих мыслей у меня щемило и ныло в груди. Но поскольку мама делала вид, будто после того затмения с ней все в порядке, я похоронил свои мысли глубоко внутри, спрятав их там, где они могли мирно покрываться пылью.