Он потянулся к бутылке «Джека Дэниэлса». Я решил, что он сейчас на меня замахнется, и напрягся, приготовившись блокировать его руку и нанести ответный удар. Но вместо этого Локвуд отвинтил крышку и сделал большой глоток виски; его рука дрожала, когда он вытирал рукавом рот.
Выходит, я задел больной нерв. Мои слова отправили его прямиком в нокдаун, поэтому я решил закрепить успех.
– На ее ногте осталась ваша ДНК, – сказал я.
– Ты не понимаешь, – повторил Локвуд.
– Я хочу понять. Потому-то я и пришел к вам. Скажите почему.
Он еще раз приложился к бутылке, вытер мокрые дорожки в уголках рта и еще раз посмотрел на дневник. После чего начал говорить тихим дрожащим голосом, его речь была монотонной и механической, словно он озвучивал мысли, которые собирался держать при себе.
– Это библейское, – начал он. – Любовь родителя и ребенка. И вот ты пришел по мою душу, а ведь с тех пор прошло столько лет… – Он помассировал виски, с силой вжимая в них пальцы, будто пытаясь убрать сумятицу мыслей и голосов в мозгу.
– Пришло время все поправить. – Я ненавязчиво толкал его на откровение, совсем как в свое время Лайла – Эндрю Фишера. – Я все понимаю. Честное слово, понимаю. Вы не монстр. Просто ситуация вышла из-под контроля.
– Люди не понимают истинной любви, – произнес Локвуд с таким видом, будто он был один в комнате. – Они не понимают, что дети – это награда мужчине, посланная ему свыше. – Локвуд заглянул мне в глаза в поисках хотя бы искры сочувствия, но ничего не нашел. Тогда он еще раз глотнул из бутылки и тяжело задышал, водянистые глаза закатились под дрожащие веки. И я испугался, что он прямо сейчас отключится. Но Локвуд закрыл глаза и снова заговорил, вытягивая слова из темных глубин своего сознания. Слова эти, тягучие и вязкие, вытекали из его рта, точно застывающая магма. – Я сам не понимаю, что творю. Я не делаю того, что хочу… но делаю все, что ненавижу. – В его глазах заблестели слезы. Костяшки пальцев, сжимавших горлышко бутылки, точно спасательный круг, побелели.
Похоже, он вот-вот признается, я это чувствовал. Я осторожно покосился на карман рубашки – удостовериться, что ничто не закрывает крошечный микрофон. Мне необходимо было записать чистосердечное признание Локвуда, сделанное его собственным голосом.
Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть бутылку виски, разбившуюся о правую сторону моей головы. От удара я слетел со стула и врезался головой в стенку. Инстинкт подсказывал мне, что нужно бежать к входной двери, но пол дома Локвуда вдруг штопором завертелся перед глазами. Мое нарушенное чувство равновесия швырнуло меня влево, прямо на телевизор. Но я мог видеть входную дверь в конце длинного темного туннеля и попытался одолеть ходящую ходуном комнату, чтобы туда добраться.
