– Но вы ведь спасли жизнь этой девушке, – сказал я.
– Я не имел права отнимать жизнь у Гиббса, – покачал головой Карл. – В Штатах у него остались жена и двое детишек… а я его убил. Я убил много народу во Вьетнаме… очень много, но они были солдатами. Они были врагами. Я делал свою работу. Я убил сержанта Гиббса и, насколько могу судить, убил и ту девушку в Оксбоу тоже. Нет, конечно, я не перерезал ей горло, и тем не менее я ее убил. И когда меня арестовали за убийство Кристал Хаген, где-то в глубине души я решил для себя, что пришло время платить по старым долгам. Перед тем как попасть в тюрьму, у меня каждую ночь стояло перед глазами лицо той вьетнамской девочки. Я видел ее дрожащие пальцы, которые звали меня, умоляя помочь ей. И сколько бы виски я не принимал на грудь, мне не удавалось стереть это из памяти. – Карл закрыл глаза и покачал головой, отгоняя воспоминания. – Господи, я тогда пил как сапожник! Просто хотел унять боль.
Я увидел, что лицо Карла вдруг стало безжизненным. Слова едва слышным шелестом слетали с его губ. Он сделал глоток воды и стал ждать, когда выровняется дыхание.
– Мне казалось, в тюрьме призраки прошлого наконец замолчат и я смогу похоронить ту часть своей жизни, а именно то, что делал во Вьетнаме. Но во всем мире не найти такой глубокой дыры, где можно было бы спрятаться. – Карл посмотрел прямо на меня. – И от себя не убежишь, как ни старайся.
Что-то в его глазах подсказало мне, что сейчас он видит мой собственный груз вины, который давил на сердце. И когда молчание Карла стало обволакивать меня плотной пеленой, я неловко заерзал на стуле. Карл закрыл глаза, положил руку на живот, скривившись от мучительной боли:
– Господи, этот поганый рак пожирает меня изнутри! Чертовски больно!
– Может, стоит позвать медсестру? – предложил я.
– Нет, – с трудом произнес он сквозь стиснутые зубы. – Сейчас пройдет. – Сжав руки в кулаки, Карл подождал, пока не нормализовалось дыхание, после чего сказал: – А хочешь узнать о самом неожиданном повороте событий?
– Конечно, – ответил я.
– Я кучу времени провел, думая о смерти, призывая ее к себе… И вот надо было такому случиться, чтобы только в тюрьме мне по-настоящему захотелось жить.
– Вам понравилась тюрьма? – удивился я.
– Нет, конечно, – хмыкнул Карл, морщась от боли. – Тюрьма никому не может нравиться. Но там я начал читать, и думать, и переосмысливать свои поступки и свою жизнь. И вот как-то раз я лежал на койке, размышляя о пари Паскаля.
