– Привет, дружище, что… – Я распахнул дверь и увидел рядом с Джереми нашу мать. – Мама?
– Привет, Джои. – Она слегка подпихнула Джереми, протолкнув его в дверь. – Я хочу, чтобы ты пару дней приглядел за Джереми. – Она повернулась, вроде как собираясь уйти, но замерла на месте, увидев на моем диване Лайлу, одетую во что-то вроде пижамы.
– Мама! Ты не можешь вот так запросто заявляться ко мне…
– Теперь мне все понятно, – сказала мама. – Я прекрасно вижу, что происходит. – (Лайла встала, чтобы поздороваться с мамой.) – Ты тут сожительствуешь с этой маленькой мисс, оставив своего брата и меня на произвол судьбы.
Лайла рухнула обратно на диван. Ну а я схватил маму, которая уже была на полпути в квартиру, вытолкал обратно в коридор и захлопнул за нами дверь.
– Ты что творишь… – начал я.
– Я твоя мать.
– Это еще не дает тебе права оскорблять мою подругу.
– Значит, подругу?! Теперь это так называется?
– Она моя соседка… И вообще, я не обязан ничего тебе объяснять.
– Отлично! – передернула плечами мама. – Делай что хочешь, но мне нужно, чтобы ты присмотрел за Джереми.
– Ты не можешь вот так просто заявляться ко мне, когда тебе вздумается, и скидывать его на меня. Он не старый башмак, который можно швырнуть в угол.
– Вот что бывает, когда ты не отвечаешь на мои звонки, – заявила она, разворачиваясь на выход.
– А куда это ты собралась?
– Мы едем в казино «Остров сокровищ», – ответила мама.
– Мы?
Она замялась:
– Ларри и я. – Мама начала спускаться по лестнице, лишив меня возможности устроить ей нагоняй за то, что она до сих пор якшается с этим козлом. – Вернусь в воскресенье! – бросила она через плечо.
Я сделал глубокий вдох – успокоить расшалившиеся нервы – и вернулся к себе, надев на лицо улыбку исключительно ради Джереми.
Потом я испек блины уже на троих, и мы поели в гостиной. Лайла шутила с Джереми, а когда я подавал им завтрак, называла меня камердинером Дживсом. И хотя в моей душе по-прежнему кипела злоба на мать за то, что она без предупреждения скинула на меня Джереми, я не мог не признать, что очень приятно видеть его рядом со мной и Лайлой, особенно после острого приступа вины, который я испытал в театре. Я всегда делал большие глаза, когда кто-нибудь говорил мне, что скучает по дому. Мысль о том, что можно скучать по маминой темной, сырой квартире, была столь же невероятной, как идея загнать гвоздь в лодыжку просто шутки ради. Но в то утро, когда я смотрел на Джереми, который смеялся над шутками Лайлы, называл меня Дживсом и ел мои блины, я понял, что в глубине души тосковал по дому, но не по квартире, а по своему брату.
