Свободен навсегда и обращен.
Братья посещали его нерегулярно. Приходили всегда парами. Один блокировал дверь и держал ключ, другой приносил еду, воду или пустой горшок. Радо пытался отделить утро от вечера их приходами, но ничего путного не получалось. Их расписание не поддавалось систематизации.
Ощущение дня и ночи стало ему изменять. Первый день плена был чрезвычайно долгим. В окне было светло по крайней мере часов восемнадцать. Затем последовала короткая ночь и снова день на восемнадцать часов. Как это могло быть? Неужели и солнечные циклы подвластны Братьям?
Эту тайну он частично разгадал на третий день. Посреди того, что, по мнению Радо, было солнечным послеобеденным временем, комната внезапно погрузилась во мрак. Он подставил стул к окну и выглянул. Как только его лицо показалось над нижней рамой окна, вспыхнул ослепительный дневной свет. Так что это было? Братья разместили яркую лампу прямо под его окном. Они манипулировали его чувством времени для того, чтобы ослабить его сопротивляемость.
Гнев овладел графом. Буду сопротивляться, решил он. Тем не менее он безнадежно сбился со счета времени после прибытия на Прайос.
Они приходили во время его сна без предупреждения, хотя обычно он слышал шаги в коридоре или щелчок в замочной скважине. Когда они пришли за ним, он ничего не слышал до тех пор, пока голос не призвал его проснуться. Он открыл глаза и увидел, что кровать окружили Братья.
— Встаньте, Радо Хапмарк. Близок час вашего общения, — сказал субпрелат, руководивший церемонией.
— Нет, — ответил он.
— У нас специальная инструкция самого прелата. — Полдюжины Братьев вокруг него были вооружены дубинками в коже. — Что бы вы ни решили, исход будет один. Так не лучше ли для графа Радо прийти к Факту на собственных ногах, а не быть притащенным как преступник?
В этом был смысл. Радо протянул руку к штанам. Его одежда была грязной от лазания по скалам и лежания в тюремной воде. Он хотел бы, чтобы Шип почистила ее. Радо сунул ноги в ботинки и встал. Со всякими аристократическими ужимками он надел камзол и протянул руку за сумкой.
— Это вам не потребуется, — сказал субпрелат.
— Это нужные вещи, — настаивал Радо.
— Вы вернетесь сюда позднее. Все ваши безделушки останутся на своих местах.
В открытой сумке он видел цилиндр с оружием Богини. Он не мог взять его под пристальными взорами Братьев.
— Пойдем? — легко спросил Радо.
Они вышли из комнаты. Двое из Братьев пошли впереди, затем — Радо с субпрелатом. Остальные пошли сзади. Пока они шли, Радо вспоминалась пьеса, которую он однажды видел в Пазойе. Она называлась «Узурпатор» и была написана неким Бритемом. В кульминационной сцене мятежный принц Касмар идет на эшафот. Он обращается к своей возлюбленной, шествующей рядом: «Не плачь, дорогая. Палач знает свое дело. Уверен, что топор будет острым». Радо подумал, а острым ли будет Факт. Радо и его сопровождающие поднялись не менее чем на восемь пролетов лестницы. И чем выше они поднимались, тем богаче была обстановка. От спартанских гладких стен из камня на этаже, откуда они шли, до толстых ковров, обоев и статуй. Святилище скорее походило на дворец, чем на тюрьму.
