— Я боле-е-ею! Я боле-е-е-ею!! — вопит Амоня так, что многие в толпе начинают всхлипывать.
Уходит блаженный вниз по Малой Бронной. Валит за ним толпа. А Зина с Марфушенькой оцепенело их глазами провожают.
Свистнул постовой, машины столпившиеся по улице пропуская. Опомнились девочки: надобно снова в лавку идти. У Марфуши-то целых восемьдесят копеек осталось с рубля, а у Зины всего три копейки.
— Надобно родителям сказать, — раздумывает Зина. — Одолжи звоночек?
У Зинки говоруха всегда просрочена.
— Звони, — Марфуша снимает с уха свою говоруху, дает Зинке.
Зинка пристраивает красно-коричневую говоруху к своей мочке:
— «Алконост», Два, два, девять, сорок шесть, полста, восемь.
Служба дальнеговорения у семьи Зинкиной самая дешевая — «Алконост». Марфушина семья службу «Сирин» попользывает. Но не потому, что Заварзины много богаче Шмерлиных. Просто полгода назад Марфушин папа вырезал столоначальнику из Палаты Связи киот усадебный со Спасителем да апостолами. И так киот сей столоначальнику понравился, что подвесил он семью Заварзиных на «Сирин» на целых девять бесплатных месяцев.
— Мамуль, я харч весь Амоне блаженному отдала, — говорит Зина.
— Ну и дура, — слышится в ответ. — Отец без водки тебя на порог не пустит.
— У меня три копейки осталось.
— На них и купишь.
Со вздохом возвращает Зинка говоруху:
— Делать нечего, пойду на Пушкинскую горло драть — «Разлуку» петь. Авось подадут на чекушку.
— Ступай с Богом, — кивает Марфуша, а сама опять к лавке поворачивает.
Зинке побираться не в первой. А давать ей денег в долг Марфуша права не имеет.
В лавке за это время очередь еще больше выросла — в последний день праздника у всех харч на исходе. И никого из знакомых в очереди той, как на зло. Делать нечего — отстояла Марфуша и снова к Хопрову широкотелому:
— Белого ковригу, черного четвертинку да пачку папирос.
Прищуривает заплывшие глазки лавочник:
— Тю! Так ты ж только что брала, стрекоза. Не хватило твоим? Съели хлеб да обкурились?
— Я, Парамон Кузьмич, все Амоне блаженному отдала.
Чешет бороду рыжую Хопров:
— Вот оно что. Молодец. Сие дело богоугодное.
И помедлив, руку в коробку с леденцами запускает, дает Марфуше:
— Держи.
— Благодарствуйте.
Берет Марфушенька леденцы, хлеб с папиросами и — прямиком домой. Леденец в рот сунула, идет, сосет, торопится, сворачивает с Малой Бронной, а в угловом доме на первом этаже через форточку открытую слышно:
— Ай, не буду! Ай! Ай, не буду!
И розга свистит да шлепает. Сбавила Марфуша шаг, остановилась.
