Он перестал замечать, как течет время, только чувствовал, что материальный поток, чуть вибрируя упруго - в ровном дыхании, в ударах сердца, - несет его вместе с теплой степью, рекой, озером, тихим небом в бесконечность. "Будто Волга", - подумалось ему. Он вспомнил, как купался в Волге ниже Горького и его несло ровное, но быстрое течение, какое нельзя было предположить по виду величественной реки. "И поток времени галактическая Волга".
Другая картина сменила эту в памяти Калужникова, картина шторма на море. Он часами стоял на берегу, цепенея перед простой, как музыка, и сложной, как музыка, правдой волнения.
...Белые от ярости волны поднимаются в атаку, налетают на берег - и откатываются, скрежеща галькой.
- Вода еси - и в воду отыдеши!
Вот взбился над камнем белый букет пены и брызг - и опал за полсекунды. А в масштабах ядерного времени он существовал почти вечно: сотни миллионов наносекунд.
Стало совсем темно, нельзя было различить, где кончается степь и начинается небо, - разве только по обильным немерцающим звездам, которые смотрели на него сквозь очистившийся от облаков воздух. И он смотрел на звезды. "Природа... великая и ясная мудрость бесконечного мира, где все, что может быть, уже есть. А чего не может быть, того и не будет во веки веков... Прими меня, природа! Прими меня, звездная ночь!" В нем нарастало отрешение от себя - мощный всплеск интуитивного слияния.
- Среда еси, - накатывало волной, - и в Среду отыдеши!
Это был главный ритм. Совпало с волнением среды дыхание. Сердце стало биться в такт чему-то властному, теплому, понятному. Складывались в единый трепет тела пульсации мышц, нервов, крови - и светлый жар нарастал в нем.
Уже не было мыслей, не было слов и образов. Инстинкт самосохранения последний сторож личности - на миг напомнил о себе судорогой нервного холода, распространившегося от солнечного сплетения. Калужников подавил ее, приподнялся на локтях:
- Ну?! Не боюсь. Ну!..
Сейчас его переполняло чувство любви ко всему - той чистой жертвенной любви, которую он так и не испытал ни к одной из женщин. "Отдать себя, чтобы понять - это не смерть. Это не исчезнуть, а превратиться в иное... Потому что вечна Жизнь во Вселенной!" И не было страха ни перед чем.
И бесконечность пространства открылась ему, открылась в понимании! Вместо плоской картины "неба" и "созвездий" он вдруг увидел, что одни звезды - преимущественно яркие - гораздо ближе к нему, те, что послабей, - далеко за ними, а россыпи самых тусклых и вовсе далеко-далеко и сходятся в немыслимо огромный, но теперь обозримый им галактический клин. Он видел сейчас это так же просто, как видел бы деревья, за ними - разделенные полями рощи, а за ними лес на горизонте... И все звезды были центрами всплесков во вселенском море материи, и за ними было еще пространство, и еще, и еще! И там пылали - и он легко различал эти светлячки-вихрики - иные галактики, иные звездные небеса.
