— Хочу убийство, — помотал головой Хенсон. — Умышленное, первостатейное убийство. — Настала его очередь усмехаться. — Видите, я тоже знаю парочку архаизмов.
Поверщик сделал пометку.
— Ну, раз уж мы заговорили на старый лад, скажите мне вот что: можно ли охарактеризовать чувства, испытываемые вами к жене, как ревность?
Хенсон едва не покраснел при звуке этого слова, да вовремя спохватился. Осторожно кивнул.
— Думаю, да, — признался он. — Не могу мириться с тем, что у нее от меня есть какие-то секреты. Знаю, какая это мелочность… мальчишество… вот и решился на такой мальчишеский шаг…
— Позвольте вас поправить, — прервал его Поверщик. — Решение ваше — отнюдь не мальчишество. Хорошо обустроенное убийство — возможно, наиболее зрелый подход к вашей проблеме. Мы, в конце-то концов, в двадцать втором веке живем, а не в двадцатом. Хотя, даже тогда уже кое-что смыслили…
— Вот только не говорите мне, что уже тогда работали Поверщики, — пробормотал Хенсон.
— Нет, конечно же. Тогда все было очень примитивно и узко. Психиатры, психологи, психоаналитики, всякие прочие психи-вот что было. В их силах было обозначить проблему, но не решить. — Поверщик махнул рукой в сторону стеллажа со слайд-файлами. У меня там где-то пять сотен расшифрованных катушек. Материалы из книг двадцать первого, двадцатого, даже раннего девятнадцатого века. По большей части — терминология, никак не техника. Психотерапия была в ту пору сродни алхимии. Много названий и определений. Неспособность справиться с теми или иными жизненными обстоятельствами — тщательно препарирована, разбита на сотни категорий, описана тысячей терминов. Были даже целые терапевтические школы, расходившиеся в трактовках и методах. К таким мелочам прикапывались… стану рассказывать — на смех поднимите, если только сами не прочитаете. Чего там только не сыщешь — все эти мясницкие попытки лечения путем операций на мозге, шоковой терапии… или вот, подумайте только: сажают больного в кресло и долго и нудно обсуждают с ним его личные проблемы, тратят тысячи часов… такая же крайность, если подумать! — Он улыбнулся. — Боюсь, я отхожу от темы. Вы-то, Хенсон, не заинтересованы в исторических аспектах. Но у меня есть мнение, и я его донес до вас — в силу своих возможностей. Убийство как решение вашей проблемы — ни разу не мальчишество.
Хенсон, слушая, поерзал в своем кресле.
— Как я уже сказал, уже в двадцатом веке люди ухватили намек на правду. Было до ужаса очевидно, что некоторые из упомянутых мной тогдашних методов не работали в принципе. «Сублимация», «катарис» — лишь временное облегчение, но не лечение. Так — в большинстве случаев. А физическая терапия непоправимо уродовала личность. А ведь правильный ответ все это время был у них под носом! Давайте попробуем спроецировать вашу ситуацию на век двадцатый. Итак, есть мужчина, его зовут Хенсон, и он ревнует жену. Он мог бы входить к психоаналитику не один год — и не получить облегчения. Принимая это во внимание, нет ничего непредвиденного и неразумного в том, что он взял и убил супругу. Да, в двадцатом веке такой поступок расценивался как антисоциальный и незаконный. Хенсона бы посадили в тюрьму на остаток жизни. Но его психическое здоровье, готов поспорить, поправилось бы. Избавившись от психического напряжения через прямое устранение раздражителя, он вряд ли бы имел какие-то трудности в дальнейшей социальной адаптации. И психиатры со временем поняли это. Они научились различать психопатов и нормальных людей, стремящихся облегчить свое невыносимое положение. Это было трудно, потому как в тюремной изоляции человек, подвергаясь большим стрессам и большему давлению, приобретал новые отклонения. Но отклонения эти проистекали не из того же источника, что и желание убить жену. — Поверщик взял паузу. — Надеюсь, все это прозвучало для вас не слишком заумно. Такие специфические термины, как «психопат» и «норма» обычно составляют трудности для понимания неспециалистов.
