Великое [не]русское путешествие | страница 26



— А ты их избавил от работы, — лениво отозвался Жо Гималайский, рассудительно закусывая эскалопом. — Они ж чиновники, бумажные их души. Им всех делов теперь галочку поставить: беседа проведена. А потом ты сыграл на их дворянской голубенькой офицерской чести, — иронически посмотрев на военврача Армии Обороны Израиля, добавил Жо. — Кто же их за офицеров, кроме тебя, держит…

Один хитрый глаз Жо Гималайского был прищурен, второй, каким он смотрел на поэта сквозь фужер, был огромен, печален и вдруг подмигнул.

— Впрочем, может, ты и прав, маленький, — они теперь и есть наш русский офицерский корпус. Вандейцы[103] Горбачева… И не горюй, маленький, давай еще по одной, нам грозит еще творческий вечер.

Глава пятнадцатая,

в которой Генделев себе же скажет: «Чу!»,

прикладываясь к милому плечу

На вечер съезжались.

Собственно, это был вечер двух залеточек, пары иностранных штучек, двоих изменников родины вечер, в двух отделениях.

Первое — Бахыт Кенжеев[104] (государство Канада).

Конечно, с москвичом Бахытом (красивой степной девочкой лет под сорок) у ленинградца Генделева (государство Израиль) другого времени лично свидеться не нашлось, кроме как между первым его и вторым своим отделением вечера их эмигрантской поэзии, на который — съезжались.

На вечер.

Эмигрантской, вот беда какая, — поэзии.

В Большом зале.

Ну, положим, — в Большом зале ДК пищевой промышленности.

…Но — в Большом зале!

Но — ДК имени Крупской. Надежды Константиновны.

В «пищевичке». В «хлеболепешке». Что на улице «Правды».

— Вечер?

— Да!

— Поэзии?

— !..

Что «какой?» — русским же языком: э-ми-грант-ской. Конечно, официальный… To-се, билеты. Повторяю: э-ми-гра… Что «иди ты»?!

— А вы знаете, сограждане, что в тот же самый вечер — вечер! Да, такое совпадение. В бывшем ВТО. Вечер памяти, тьфу! — вечер Бродского? То есть вечер по Бродскому, то есть вечер имени Бродского! Который Джозеф. Который (а что я такого сказал?) — лауреат. Да-да-да! Да разрешили? Да! Разрешили — да! И дежурные по Бродскому ведут тот вечер: Костя (Константин Маркович) Азадовский и Саша (Александр Семенович) Кушнер[105]. Этот — который сидел, пресловутый, и — который зато поэт.

Один сидел, как Осип, второй поэт, как Иосиф.

А тут! Вечер живых эмигрантов — Бахыта Кенжеева и Мишки, подумайте только — Генделева.

— Что как? — Так! Гласность — не хухры-мухры. (Это «не хухры» и объяснили администраторше ДК имени Надежды К. Крупской, вдовы тоже небезызвестного эмигранта Ник. Ленина, объяснили — поклонники и рачители наших с Бахытом муз-изгнанниц. Заодно, говорят, прожектер и организатор этого вечерочка Витя Кривулин