Ночью мне снились какие-то беспорядочные сны, спала я плохо, несмотря на то, что кровать в моей комнатке под крышей была очень удобной. На следующее утро я встала рано, помылась, причесалась и надела простую одежду из костюмных фондов Эсперанцы. Мари и дед Анри еще спали и вряд ли проснулись бы в ближайшее время, как я узнала от одной служанки, которую повстречала на лестнице. Я попросила ее объяснить, как пройти на рынок. Оттуда до квартиры Гастона на Рю дю Жур рукой подать. Я хотела сообщить ему о последних событиях. К моему разочарованию, его не было дома, и слуга сказал, что хозяин отлучился на несколько часов. Отсутствие Гастона меня очень обеспокоило, потому что без его помощи, или, точнее, без помощи его Старейшины, о возвращении в будущее можно было забыть. Правда, у меня была еще маска, но Эсперанца ясно дала понять, что воспользоваться ею я имею право, только находясь в смертельной опасности. Я не собиралась нарушать это правило, ведь в результате можно было оказаться вообще неизвестно где. Я знала, что время течет не по раз и навсегда проложенной траектории, что на его пути образуются опасные отклонения, дыры и тупики, в которых можно затеряться навсегда. Хосе неоднократно настойчиво предостерегал нас с Себастьяно и строго-настрого велел пользоваться только известными порталами под присмотром кого-нибудь из Старейшин.
Я попросила слугу обязательно передать Гастону, что переселилась к герцогине де Шеврез и до завтрашнего вечера непременно зайду еще. Затем пришлось пуститься в обратный путь. Солнце взошло лишь два часа назад, но на улицах и площадях уже было очень оживленно. Город населяли самые разные люди, большинство из которых торопились в сторону рынка. Я видела телеги, доверху заваленные овощами, груженные бочками повозки и навьюченных тяжелой поклажей осликов. Посреди всего этого с тявканьем носились собаки и играли дети.
Около одной церкви мне на пути попалось несколько монахов в коричневых сутанах. Молитвенно сложив руки, они пели какую-то духовную песню. Их наголо выбритые затылки блестели на утреннем солнце. На следующем углу стадо коз, высыпав внезапно с громким блеяньем, перегородило улочку, пока мальчишка-пастух руганью не погнал его дальше.
У самой городской стены в конце широкой улицы возвышалось громадное уродливое здание. Тихий ужас охватил меня при виде мощных башен, потому что служанка, описывая дорогу, упомянула название этой постройки – речь шла о Бастилии, печально известной тюрьме для особо опасных преступников этой эпохи. Через каких-то сто пятьдесят лет, во время Великой Французской революции, разъяренные жители Парижа возьмут Бастилию штурмом и освободят заключенных, но из тех, кто томился там сейчас, разумеется, никого в живых уже не будет. Содрогнувшись при этой мысли, я поспешила к Плас Рояль.
