Другим ресурсом служит для меня англичанин Пиррот (Perraut), которого я встречаю у Бемер, он меня научит своему языку.
Воскресенье, 21. — К брату.
Сегодня я, мой друг, проклинал лень, помешавшую мне изучить немецкий язык. Был я при дворе, встретил там маленькую Нарышкину, которая сообщила, что едет в немецкий театр, я, конечно, отправился туда же, но Нарышкиной там не было, также как не было и оперы, а играли только две комедии и я страшно скучал, не понимая языка.
Оттуда отправился к Штелину, где надеялся по крайней мере встретить гувернантку (м-ель Немир), и опять ошибся в рассчете. Познакомился с сыном Штелина, очень хорошим малым. Мы толковали о рисунках, гравюрах и проч. Он показал мне рисунок маркиза Блоссэ[50], сделанный тушью. Мы решили вместе работать, он мне покажет свой способ, а я ему — свой, и, таким образом, оба мы усовершенствуемся.
Прощай, мой друг, иду ужинать к Ивану Чернышеву, где всегда скучаю: вельможи утомляют.
Вторник, 23. — Маркизе де-Брэан.
Вы может быть думаете, сударыня, что в России заботятся только о подготовлении воинов и хороших хозяек? Вы полагаете, вероятно, что в этой новой стране начинают с применения великих принципов воспитания, с того, чтобы внушить молодым людям обоего пола великие нравственные добродетели, а затем светская жизнь и путешествия дают им тот лоск, который необходим для жизни? Я думал также, но, сударыня, я ошибался. Сегодня я видел, как молоденькие воспитанницы монастыря, подобного нашему Сен-Сирскому, представляли комедию и комическую оперу не хуже наших парижских дам. Хорошие музыкантши, хорошие актрисы, прекрасные танцовщицы, очень мило поддерживающие разговор, они уже ничему больше не могут научиться в свете. Но на приобретение всех этих совершенств нужно много времени, так что вы, пожалуй, подумаете, что воспитанницы монастыря предназначаются к жизни исключительно светской, рассеянной. Я справился на этот счет и узнал, что они напротив того все очень не богаты, и что их таким воспитанием думают вознаградить за недостаток средств. Хорошо вознаграждение — привить вкус к удовольствиям тому, кто не в состоянии будет ими пользоваться!
Среда, 24. — К брату.
Хоть я и дипломат по профессии, но не могу же я сделаться таковым до мозга костей и стать равнодушным даже к скуке. Сегодня я обедал у гр. Ивана Чернышова и чуть не умер с тоски. Жена его положительно глупа, а сам он хотя не глуп, но хуже того: он — в полном смысле слова придворный и потому в их доме царствует невозможная натянутость, хорошо, что гр. Андрей, сидевший рядом со мною, несколько скрашивал мое глупое положение. Мы с ним много говорили и составили проект совместной жизни в Париже, через несколько лет. Вечером он меня сводил к очень милой даме, г-же Зиновьевой, жене русского посла в Испании
