– А он не говорил, что может так случиться – ну в общем, что у Симора появятся какие-нибудь странности? Что это для тебя опасно?
– Да нет, – сказала дочь. – Видишь ли, мам, для этого ему нужно собрать всякие данные. Про детство и всякое такое. Я же сказала – мы почти не разговаривали: в баре стоял ужасный шум.
– Ну что ж… А как твое синее пальтишко?
– Ничего. Прокладку из-под плеч пришлось вынуть.
– А как там вообще одеваются?
– Ужасающе. Ни на что не похоже. Всюду блестки – бог знает что такое.
– Номер у вас хороший?
– Ничего. Вполне терпимо. Тот номер, где мы жили до войны, нам не достался, – сказала дочь. – Публика в этом году жуткая. Ты бы посмотрела, с кем мы сидим рядом в столовой. Прямо тут же, за соседним столиком. Вид такой, будто они приехали на грузовике.
– Сейчас везде так. Юбочку носишь?
– Она слишком длинная. Я же тебе говорила.
– Мюриель, ответь мне в последний раз – как ты? Все в порядке?
– Да, мамочка, да! – сказала дочка. – В сотый раз – да!
– И тебе не хочется домой?
– Нет, мамочка, нет!
– Папа вчера сказал, что он готов дать тебе денег, чтобы ты уехала куда-нибудь одна и все хорошенько обдумала. Ты могла бы совершить чудесное путешествие на пароходе. Мы оба думаем, что тебе…
– Нет, спасибо, – сказала дочь и села прямо. – Мама, этот разговор влетит в…
– Только подумать, как ты ждала этого мальчишку всю войну, то есть только подумать, как все эти глупые молодые жены..
– Мамочка, давай прекратим разговор. Симор вот-вот придет.
– А где он?
– На пляже.
– На пляже? Один? Он себя прилично ведет на пляже?
– Слушай, мама, ты говоришь про него, словно он буйно помешанный.
– Ничего подобного, Мюриель, что ты!
– Во всяком случае, голос у тебя такой. А он лежит на песке, и все. Даже халат не снимает.
– Не снимает халат? Почему?
– Не знаю. Наверно, потому, что он такой бледный.
– Боже мой! Но ведь ему необходимо солнце! Ты не можешь его заставить?
– Ты же знаешь Симора, – сказала дочь и снова скрестила ножки. – Он говорит – не хочу, чтобы всякие дураки глазели на мою татуировку.
– Но у него же нет никакой татуировки! Или он в армии себе что-нибудь наколол?
– Нет, мамочка, нет, миленькая, – сказала дочь и встала. – Знаешь что, давай я тебе позвоню завтра.
– Мюриель! Выслушай меня! Только внимательно!
– Слушаю, мамочка! – Она переступила с ноги на ногу.
– В ту же секунду, как только он скажет или сделает что-нибудь странное, – ну, ты меня понимаешь, немедленно звони! Слышишь?
– Мама, но я не боюсь Симора!
