– Кто вел машину?
– Он сам, – ответила дочь. – Только не ахай. Он правил осторожно. Я просто удивилась.
– Он сам правил? Но, Мюриель, ты мне дала честное слово…
– Мама, я же тебе сказала, – перебила дочь, – он правил очень осторожно. Кстати, не больше пятидесяти в час, ни разу…
– А он не фокусничал – ну, помнишь, как тогда, с деревьями?
– Мамочка, я же тебе говорю – он правил очень осторожно. Перестань, пожалуйста. Я его просила держаться посреди дороги, и он послушался, он меня понял. Он даже старался не смотреть на деревья, видно было, как он старается. Кстати, папа уже отдал ту машину в ремонт?
– Нет еще. Запросили четыреста долларов за одну только…
– Но, мамочка, Симор обещал папе, что он сам заплатит. Не понимаю, чего ты…
– Посмотрим, посмотрим. А как он себя вел в машине и вообще?
– Хорошо! – сказала дочь.
– Он тебя не называл этой ужасной кличкой?..
– Нет. Он меня зовет по-новому.
– Как?
– Да не все ли равно, мама!
– Мюриель, мне необходимо знать. Папа говорил…
– Ну ладно, ладно! Он меня называет «Святой бродяжкой выпуска 1948 года», – сказала дочка и засмеялась.
– Ничего тут нет смешного, Мюриель. Абсолютно не смешно. Это ужасно. Нет, это просто очень грустно. Когда подумаешь, как мы…
– Мама, – прервала ее дочь, – погоди, послушай. Помнишь ту книжку, он ее прислал мне из Германии? Помнишь, какие-то немецкие стихи? Куда я ее девала? Ломаю голову и не могу…
– Она у тебя.
– Ты уверена?
– Конечно. То есть она у меня. У Фредди в комнате. Ты ее тут оставила, а места в шкафу… В чем дело? Она ему нужна?
– Нет. Но он про нее спрашивал по дороге сюда. Все допытывался – читала я ее или нет.
– Но книга немецкая!
– Да, мамочка. А ему все равно, – сказала дочь и закинула ногу на ногу. – Он говорит, что стихи написал единственный великий поэт нашего века. Он сказал: надо было мне хотя бы достать перевод. Или выучить немецкий – вот, пожалуйста!
– Ужас. Ужас! Нет, это так грустно… Папа вчера говорил…
– Одну секунду, мамочка! – сказала дочь. Она пошла к окну – взять сигареты с диванчика, закурила и снова села на кровать. – Мама? – сказала она, выпуская дым.
– Мюриель, выслушай меня внимательно.
– Слушаю.
– Папа говорил с доктором Сиветским…
– Ну? – сказала дочь.
– Он все ему рассказал. По крайней мере, так он мне говорит, но ты знаешь папу. И про деревья. И про историю с окошком. И про то, что он сказал бабушке, когда она обсуждала, как ее надо будет хоронить, и что он сделал с этими чудными цветными открыточками, помнишь, Бермудские острова, словом, про все.
