Виталий быстро нашёл рефлекторы. Пластырем и зажимами мы скрепили их под тупым углом, руководствуясь указаниями Рената на видимость в операционной поле, Ремешок, конечно, при этом вывернулся — обычно зеркало направлено на объект, а не в глаза. Пришлось опять делать хитроумную конструкцию из пластырей и зажимов. В результате всё это сооружение выдавалось далеко вперёд, а углы были настолько тупыми, что требовали от Рената значительного напряжения зрения. Я не мог представить ceбe, как он будет смотреть исподлобья столько времени. Но нужно было начинать.
Теперь Ренат делал то же, что и я в прошлый раз. И делал это с большей лёгкостью, чем я. А мне всё приходилось делать с трудом, преодолевая нервное напряжение и усталость. Ещё не закончив извлечение скважины, я почувствовал, что в аккумуляторах кончается энергия… Надо было спешить. Так я мог выдержать ещё некоторое время, и за это время надо было закончить самую ответственную часть операции, а тогда немного подзарядиться и продолжать.
Но уже шла дополнительная энергия, накопленная мозгом в виде возбуждённых цепей нейронов…»
(Да… как это? Или — «в виде возбуждения цeпeй»?)
«…Движения замедлялись… Только бы успеть закончить! Только бы успеть… Подсознание стало приходить на помощь сознанию, но мозг терял энергию быстрее. Кажется, Ренат заметил это, и уже за меня… возвращал плёнки на место…»
(Или нет?)
«…вынимал по одному куски расширенной части скважины… осторожно отделяя их от микросхем мозга. Когда осталась одна — и на этом кончалась самая опасная часть операции — я почувствовал, что не могу удержаться на ногах.
— Теряю энергию, — сказал я, но не знаю, услышал он или нет.
Потом всё поплыло вверх, размазалось и исчезло…»
(Конец… главы или раздела?
Но — сразу…)
«…Сознание возвращалось медленно. Сначала я не понял, где нахожусь. Потом, когда зрение стало нормальным, я увидел, что сижу в кресле, но не в кабине лаборатории нейробионики, а в той комнате, где мы раньше заперли Кварцхаву и Кременецкого. Больше я не успел ничего подумать, как услышал голос Рената:
— Кажется, пришёл в себя.
— А как Виталий? — спросил я. Голос прозвучал тихо и глухо.
— Мы с Охримом закончили операции сами. Кстати, через несколько минут пройдут и твои 9 часов. Сунира теперь думает, что 9 часов — срок завышенный. Нам ведь пришлось нагнуться, правда, не меняя положения головы, чтобы поднять тебя — и ничего, прочность не ниже расчётной…
— Что-то я не понимаю, — сказал я ему. — При чём тут Сунира?
