— Свои!!! Раненного выносим!!! Свои!!! — кричал я во всё горло, чтобы не словить пулю от стальных.
Солдаты расступились, а мы выбежали прочь из корпуса, и неслись как можно быстрее в медпункт, путь в который нам указал солдат. Борис бежал изо всех сил, и заметив это медик рванул ему навстречу. Вскоре девушку забрали из его рук и уложили на носилки. Я взглянул на него, он был бледен и напуган. Мы ждали у палатки и через пару минут к нам вышли и сказали, что всё будет хорошо и пуля прошла навылет. Мы стали ждать на улице.
— Борис, в чём дело, что за нервы? Ты не виноват в том, что произошло, — успокаивал я его, но он лишь наворачивал круги по улице.
— Я просто их знаю. Это сестра моего друга. Я не знал, что они в Завинске, но когда увидел, то не сразу узнал её родителей. Друг, как я понял, погиб. Отец не сказал об этом напрямую, но это так. Маша, возможно, единственная у них осталась. Я поэтому и взялся за всё это, понимаешь?
— Понимаю, ладно, не кипишуй, а лучше сходи за родителями, я тут подожду, всё хорошо будет, пуля вышла, а значит уже дел в два раза меньше.
— Ага, хорошо, — он быстро ушёл, а я сел на бордюр возле палатки медиков и стал снаряжать магазины патронами.
Когда Борис вернулся, то результата ещё не было. А к медикам несли всё больше и больше раненых. Мужчина, худощавый, высокий, с небольшими усами и практически лысый, нервничал, но не так сильно, как его жена. Та заливалась горькими слезами, а Борис их всех успокаивал. Я придерживался мнения, что если бы мы туда не попёрлись, то, вероятнее всего, всё было бы лучше, но выражать его не стал. Вскоре вышел врач и сказал, что жить будет, крови ей нашли, но держать её у себя они тоже не могут, поэтому попросили нас забрать её. Я не был удивлён, в отличии от Бориса и родителей девчонки. Они начали болтать что-то про обязанности медиков, но я намекнул на то, что обязанности они выполнили и она жива. Маша получила лёгкое ранение. Пуля прошла навылет, не задев органов, так что, можно было сказать, что ей сильно повезло. Мы зашли внутрь, а на столе лежала девушка, лет двадцати пяти, пока что без сознания. Одежда была изрезана и сброшена в сторону. Ей она явно уже не понадобиться, поэтому брать её смысла не было. Борис взял её на руки, и вышел из палатки.
— Боже мой, родная моя! — бросилась мать к дочери.
— Понесли её в дом, — отец накинул на дочь свою куртку.
Мы шли по городу, который теперь было ещё сложнее узнать. Стены были избиты пулями, а местами горели баррикады, а от окон первых этажей нечего толком не осталось. Люди ходили, не понимая, что им теперь делать с разрушенными жилищами, а некоторые рыдали над убитыми родственниками. Город погрузился во мрак. Броненосцы старались быстро организовать оборону и успокоить население. Дойдя до дома, мы увидели ещё несколько новых дыр в нём. А внутри всё было разломано, разбито и разбросано по всему полу. Жить тут точно было нельзя, но поискать оставшиеся целые вещи — можно.
