Службы Дельты Миров. Дилогия | страница 86



Третье откровение приходит, когда не можешь остановиться. Когда боль в истертом влагалище опускает на грешную землю, но смешивается с наслаждением, а ты терпишь. Когда грязный бородатый подонок, которому на тебя наплевать, пыхтит сверху, давит двухсоткилограммовым весом, у самой в правой руке кубок с вином, а в левой куриная нога. Когда кожа на животе лопается от еды, когда блюешь, чтобы освободить место, когда розовый туман сменяется алым…

Только тогда понимаешь — милочка, а ведь это не рай! Бесконечное совокупление и услада всех возможных страстей уже давно надоела, но ты не можешь остановиться. Ты жрешь, пьешь, вкалываешь в вену иглу за иглой, сношаешься и приходит боль. В аду регенерация возрастает многократно — подарок к чувствительности. Раны заживают в десятки разов быстрее, но что с раковыми опухолями или сердцем, заплывшим жиром? Что с венерическими болезнями, что с отвалившимся от сифилиса носом? Боль смешивается с удовольствием, порождая чудовищной силы коктейль, а ты не можешь остановиться. И умираешь. Вот только умерев, ты спускаешься на круг ниже. А там уже вспоминаешь Линт, как вершину блаженства, которую не вернуть…

Манада ненадолго задержалась в Нэт-Те. Может быть, даже видела там Жюбо. Упав в зловонное море чистого дерьма, ее почти сразу сожрала какая-то огромная зверюга. Слава Гоябе, она не запомнила вечность, пока ее переваривали. Регенерация и чувствительность после каждой смерти увеличивается и это, наверное, очень больно, когда тебя медленно разъедает желудочный сок, а потом выкидывают в море, чтобы пополнить его содержимое. Ну а дальше Хора, где умереть уже не так просто, где даже пепел может жить, страдать и стенать…


Отразившись в маленьком зеркальце на боку кареты, лучик солнца попал в глаза Манаде. Яркая вспышка уничтожила образы ада. Она подумала: «Хорошо бы если навсегда» — но понимала, что никогда не забудет пекла. Она повернула голову, взглянула на Жюбо. В мутности глаз она увидела отражения той же вековечной грусти, что наверняка притаились и в ее глазах. Мертвец показался ей таким родным, таких хорошим, потому что знал… Он видел, страдал, корчился от боли и понимал: нет ничего хуже этого и даже грязная работа на побегушках у непонятного Мастера — ерунда! Нет ничего хуже ада, нет ничего хуже ада, нет ничего хуже ада!!! Если бы Манада могла, повесила бы эту надпись на небо и подсвечивала по ночам. Чтобы живые помнили: все ваши грусти, обиды и неприятности — фигня. Важные вещи начнутся после… в том, что будет, а не в том, что есть или было.