Когда он так лежал, погруженный в глубокий сон, подобно ему, перепрыгнул через пламя Ок и скоро лежал около него, с трудом переводя дыхание. Аб вспомнил об этом, когда проснулся, и потом в течение долгих лет много раз вспоминал с удивлением. Вспышки огня, рычавшие голодные волки и знакомый голос Ока, все неясно мешалось в его ушах; он снова бегал с Оком, боролся, играл, как они боролись, бились и играли раньше целые годы. Время бежало, ветер изменился, пламя почти опаляло его, и Аб вскочил, оглядываясь кругом на дикую картину Огненной долины. Ночь прошла, солнце стояло наверху и уже снова садилось с тех пор, как истощенный человек упал на землю и потерял сознание.
Инстинктивно Аб откатился немного в сторону от огненной стены и, приподнявшись на руки, стал взглядом искать Ока. Никого не было. Он дико бросился бегать между скалами, отыскивая друга и безнадежно, громко призывая его по имени. На мгновение его голос хрипло прокричал: «Ок», и тогда в памяти снова восстало и ожило все, что случилось. Он стоял, освещенный красным светом огня — истинное олицетворение отчаяния. Ок был мертв; он убил его и похоронил собственными руками и, однако, видел его всего минуту тому назад! Ок перескочил через огонь, боролся, бегал наперегонки с ним, Абом; они разговаривали, и, однако, Ок должен был лежать в земле, далеко в лесу, у маленького холма. Ок был мертв. Как же он мог выйти из земли?
Ноги затряслись у охваченного ужасом Аба. Подобно гончей собаке, потерявшей свою стаю, он застонал и подполз вплотную к благодетельному огню. Рассудок мутился под давлением нового странного впечатления. Ему вспомнились некоторые заговоры и заклинания старого Мока, когда видели мертвых после того, как они были погребены глубоко в земле; но он знал также, что и думать и говорить об этом было нехорошо. Аб снова вскочил на ноги. Он не хотел закрывать своих глаз, потому что тогда ясно видел в темной земле, в неглубокой впадине лежавшего Ока, видел его лицо, которое поторопился прежде всего закрыть листьями, когда хоронил своего друга. Так провел он всю ночь, прерывавшуюся иногда беспокойным сном, не имея возможности исследовать свое убежище при странном свете огня и не рискуя на обратное ночное путешествие через переполненную дикими зверями страну. Несмотря на животный голод, усиленный ужасной работой, он принужден был ждать до утра. Ночь казалась бесконечной. Он не знал, куда деться от терзавших его мыслей, но наконец забрезжило утро, и тогда в движении он нашел так страстно желаемое облегчение.
